– Скажите, дорогая, эти желанные слова, и мы больше не будем касаться этого вопроса… Шесть лет блаженного жениховства, а затем свадьба… О Батшеба, скажите же! – умолял он хриплым голосом, больше не в силах разыгрывать из себя друга. – Обещайте, что вы будете моей, я заслуживаю этого, видит бог, заслуживаю, ведь так, как я вас люблю, еще никто вас не любил! И если у меня тогда вырвались опрометчивые слова, если я так непозволительно погорячился, разговаривая с вами, то, поверьте мне, дорогая, я не хотел вас расстраивать, я был в смертельном отчаянии, Батшеба, и сам не знал, что говорю. Вы и собаку бы пожалели, если б она страдала, как я. Ах, если б вы знали о моих муках! Иной раз мне хочется от вас утаить все, что я пережил из-за вас, а иногда меня ужасает мысль, что вы никогда об этом не узнаете. Сжальтесь же надо мной и подарите мне эти крохи, ведь я готов умереть за вас!
Оборки платья, трепетавшие при свете свечей у нее на груди, выдавали ее волнение; внезапно она залилась слезами.
– Но вы не будете… больше ничего… требовать от меня, если я скажу… через пять или шесть лет? – проговорила она сквозь рыдания, когда к ней вернулся дар речи.
– Да. Предоставим все времени.
– Хорошо. Я выйду за вас через шесть лет, начиная с сегодняшнего дня… если он не вернется и если мы будем живы, – торжественно сказала она.
– Примите же от меня в залог вот это!
Болдвуд подошел к ней совсем близко и, схватив ее руку обеими руками, прижал к своему сердцу.
– Что это? Ах, я не могу носить кольца! – воскликнула она, разглядев, что он держит в руке. – И потом, я не хочу, чтобы знали о нашей помолвке. Быть может, мы поступаем нехорошо. Да разве так совершается помолвка? Не настаивайте, мистер Болдвуд, не настаивайте!
Ей никак не удавалось вырвать у него свою руку, с досады она топнула ногой об пол, и глаза ее вновь наполнились слезами.
– Это простой залог… никаких чувств… печать, приложенная к деловому договору, – сказал он уже спокойнее, но по-прежнему крепко сжимая ее руку. Позвольте же мне… – и Болдвуд надел на ее палец кольцо.
– Я не могу его носить, – проговорила она, задыхаясь от рыданий. – Вы, право же, пугаете меня. Что за дикая выдумка! Отпустите, пожалуйста, меня домой!
– Только на этот вечер… Носите его только нынче вечером… сделайте мне удовольствие!
Батшеба опустилась на стул и закрыла глаза платком, а Болдвуд все еще не отпускал ее руки. Наконец она прошептала с безнадежным видом:
– Хорошо, я буду носить его сегодня, если вам так этого хочется. А теперь отпустите мою руку. Я буду, право же, буду носить его сегодня.
– Итак, начиная с сегодняшнего дня, я буду шесть лет вашим тайным счастливым женихом, а потом – свадьба?
– Пусть будет так, раз вы этого хотите, – сказала она, чувствуя, что больше не в силах сопротивляться.
Болдвуд крепко сжал ее руку, потом отпустил ее, и она бессильно упала к ней на колени.
– Теперь я счастлив, – заявил он. – Да благословит вас господь!
Он вышел из комнаты, и через некоторое время, когда она, по его расчетам, должна была успокоиться, послал к ней служанку.
Батшеба, оправившись после недавно пережитой бурной сцены, вместе с девушкой спустилась с лестницы уже в шляпе и плаще, собираясь отправиться домой. Чтобы добраться до дверей, надо было пересечь весь холл; на минуту она остановилась на нижней ступени лестницы и в последний раз оглядела сборище.
Музыка замолкла, и танцы прекратились. В дальнем конце холла, отведенном для прислуги, несколько мужчин о чем-то перешептывались с тревожным видом. Стоявший у камина Болдвуд был так поглощен мечтами о будущем, воскресшими после полученного им обещания, что почти ничего не видел вокруг, но все же он чувствовал на себе их взгляды.
– О чем это вы беспокоитесь, друзья? – спросил он.
Один из них повернулся к нему и отвечал неуверенно:
– Да тут Лейбену кое-что довелось услыхать, только и всего, сэр.
– Новости? Кто-нибудь женился? Или помолвлен? Родился? Или умер? – шутливым тоном спросил фермер. – Скажите-ка нам, в чем дело, Толл? А то по вашему таинственному виду и перешептываниям можно подумать, что стряслось что-то ужасное.
– Да нет, сэр, никто не помер, – отвечал Толл.
– Жаль, что не помер… – прошептал Сэмуэй.
– О ком это вы, Сэмуэй? – уже с некоторым раздражением спросил Болдвуд. – Если у вас есть что сказать, то говорите. Если нет, начинайте следующий танец.
– Миссис Трой спустилась в холл, – обратился Сэмуэй к Толлу. – Ежели хочешь ей сказать, то говори скорей.
– Знаете вы, в чем тут дело? – спросил фермер Батшебу с другого конца холла.
– Понятия не имею, – отвечала Батшеба. Раздался резкий стук в дверь. Один из работников тотчас же отворил и вышел наружу.
– Тут спрашивают миссис Трой, – доложил он, вернувшись.
– Я уже готова, – ответила Батшеба. – Хотя я и не велела присылать за мной.
– Это какой-то незнакомец, мэм, – сказал работник, стоявший у дверей.
– Незнакомец? – удивилась она.
– Попросите его войти, – приказал Болдвуд.
Приглашение было передано, и в дверях появился Трой, лицо его было закрыто до самых глаз.