— А я думал — продаете — удивленно моргнул мужичонка — Мы соседи ваши по участку. А участок у вас хороший, большой.
— Что продаем? — моргнул и я, глянув на свои ничем не обременные руки. Не за разносчика же он меня принял?
— Так участок! Заброшен ведь! А мы рядом живем. Вот я и подумал, что можем сговориться по-соседски.
— Эта земля — я так и сказал «эта земля», постаравшись вложить в эти слова как можно больше чувств — Не продается. Эта земля не заброшена.
— Да мы бы цену неплохую предложили! Вы люди молодые, на земле копошиться не любите. Мы-то уже в возрасте, нам в самый раз для здоровья землице кланяться… — улыбка мужичонки, которого я наконец-то вспомнил, стала чуть напряженной и косоватой.
Да… я вспомнил его. Давние соседи, что купили участок по соседству на день позже отца. И отец как-то обронил весело, что соседушки изначально точили зуб именно на наш участок, но он их опередил. Я не видел особой разницы между двумя соседними клочками земли, закованными в оправы заборов. И вообще всегда считал, что твой участок хорош настолько, сколько сил ты в него вкладываешь. Эту истину мне в голову в свое время тоже вложил отец.
— Участок не продается — улыбнулся я — Всего хорошего!
Я чуть было не добавил «извините», но за что мне извиняться?
— Но вы все же подумайте!
— Тут и думать нечего! — крикнул я, быстро двигаясь к центральной улице — И спасибо за хорошее предложение!
Коротко глянув через плечо, я увидел скрестившую руки на груди женщину, что-то достаточно сердито втолковывающую возражающему мужичонке, но смотрящую мне в спину. Поймав мой взгляд, она тут же мило улыбнулась и отвела глаза. Резко щелкнула секатором и стоящий перед ней муж вздрогнул. М-да… вот кто тут серый кардинал…
Да. Я вспомнил их. Наших соседей. У них с отцом — и только с отцом — было какое-то напряженно-доброжелательное соревнование участков, что ли. Негласное, само собой. И почти одностороннее — они к нам заходили, разглядывали постройки, бродили по дорожкам, щупали плодовые саженцы, спрашивали, где именно разместится баня, какого типа будет, а станем ли строить гостевой домик, а какой будет крыша, а собираемся ли завозить конский навоз…. Отец, посмеиваясь, добродушно отвечал и продолжал себе работать…
Сейчас мне почему-то неприятно. Нехорошее чувство в душе. Гадостливое. И беспричинное. Соседи имеют полное право стремиться к расширению своих территорий. Но мне все равно почему-то неприятно…
Шагая по улицам, я мерно крутил башкой по сторонам, явно этим отличаясь от большинства здешних обывателей. Я и двигался иначе — плечи опущены, походка энергичная, я то и дело оглядываюсь, проверяя, не грозит ли несуществующей группе какая-нибудь опасность, а еще поглядываю на небо — не пикирует ли какая бронированная тварь собирающаяся нас прихлопнуть. Опасности повсюду! Бди, Бульк, бди!…
Шагая, размышлял о земле. Вспоминал рассказы отца о его отце — моем деде. Им с бабкой в свое время досталось шесть соток где-то чуть ли не на солончаке, расположенном на окраине в то время действительно необъятной родины. Отец рассказывал о той битве, которой в ту пору молодым деду с бабкой пришлось дать собственному участке. Соль… проклятая убивающая все живое соль… Иссушенная почва, что с готовностью проглотит хоть реку и даже не станет влажной. На такой землице ничего не вырастишь. И речь не о кустах роз или цветущей гортензии. Речь о банальной картошке, морковке, капусте. Отец вспоминал, как каждый день, приходя с работы, дед переодевался, и они начинали трудиться. Благодаря обширным знакомством «с кем надо» приезжали грузовики с щебнем крупным, затем мелким. Все это высыпалось на пустой участок, вручную раскидывалось лопатами, трамбовалось, снова засыпалось. Адова работенка. Сверху сыпался слой сухой желтой глины, поливался, трамбовался, затем приезжали грузовики плодородной почвы и снова приходилось браться за работу… Никаких тракторов. Никаких мини-бульдозеров. Все вручную. И побежденная соль перестала подниматься, выбеливая и убивая почву. Поперли урожаи… и хрусткие капуста и морковка по воспоминаниям отца были просто невероятно вкусными…
Было же времечко…
Стал бы я горбатиться ради этого?
Не знаю… так и хочется сказать что-то банальное вроде «сейчас другое время»…
А еще так хочется прямо сейчас развернуться, дойти до украшенного оранжевыми розами входа, глянуть пристально в глаза сухонького мужичка и предельно четко артикулируя, сказать: «Мой участок — не заброшен!».
Но я сдержался. Хотя желание пахать и пахать на участке, восстанавливая все построенное отцом, усилилось в разы. Я восстановлю! Я воздвигну! И надо бы увеличить высоту разделяющего нас забора. Откуда они знают, что участок в плачевном состоянии? Пусть раньше там никто и не жил считай, но вдруг мы ночами тайно пробирались и всю траву как кролики выщипывали? Газонные ниндзя… но сосед был прямо уверен, что участок пришел в упадок.
Почему он перешел к активной разведке и деловому предложению?