Вавилонские хроники

– Может быть, вовсе и не случайно, что все мы сошлись под одной крышей, – сказала Луринду, потягивая молочный коктейль. – Может быть, в этом есть некая закономерность…

Ицхак посмотрел на нее с откровенной и жадной тоской. Луринду вдруг осерчала:

– Да ты не слушаешь, Изя! О чем ты думаешь?

– О нас с тобой, – послушно сказал Ицхак.

– Думай лучше об Энкиду.

– Я и думаю об Энкиду. Если мы с тобой оба являемся Энкиду, то…

– Ну, ну. Договаривай, раз уж начал.

– Уместно ли нам трахаться, Луринду? Может ли великий Энкиду трахать самого себя?

Ицхак был не на шутку огорчен. Я видел, что его искренне заботит эта проблема.

– Почему же нет? – спросил я резковато.

– Потому что… Ты, Баян, отказался владеть рабом, когда узнал, что вы с ним составляете одно целое. А я теперь, всякий раз вставляя своей девушке, представляю себе бородатого мужика с ахреновенными мышцами, который валяется в буйно-первозданном лесу и дрочит…

Луринду побагровела от ярости.

– Так вот ты о чем думаешь! – зашипела она.

– Тише, тише… – вмешался я. – Изя, тебе надо сходить к психоаналитику. Это рядовая сексуальная проблема… Это лечится.

– Дебилизм не лечится, – сказала Луринду. – Я почему-то себе ничего такого не представляю…

Ицхак посмотрел на нее жалобно, вздохнул и отвернулся.

Я взял шефа за руку.

– Успокойся.

– Тебе хорошо говорить! – закричал Ицхак. – У тебя таких проблем нет! Ты трахаешь Цирку, а Мурзик у тебя просто для услужения…

– Зато моя девушка трахается с моим рабом.

– Ну и что? Твой раб и ты – один и тот же человек. Как ты можешь ревновать сам к себе?

Я призадумался. Я действительно не ревновал Циру к Мурзику, но по какой-то иной причине. Даже не понимал толком, по какой.

Наконец я сказал:

– В тебе не так уж много от Энкиду, Изя. В Мурзике куда больше. И в Луринду, кстати, тоже. Трахай ее той своей частью, которая не Энкиду. Есть же в тебе что-то от Ицхака, правда?

– Правда, – сказал Ицхак.

– Я думаю, что член-то у тебя точно твой собственный, – добавил я. – У Энкиду он был куда здоровее.

Луринду расхохоталась и вдруг порывисто обняла Ицхака за плечи.

– Ничего, у Изеньки он тоже хоть куда, – заявила она.

Они поцеловались, а я потребовал, чтобы мне принесли кофе.

* * *

– …Притягиваются… Все Энкиду так или иначе притягиваются друг к другу… полубессознательно… – бормотал я, расхаживая по своей комнате. – Да, разумно. Возможно. Стало быть, необходимо проверить в первую очередь тех, кто притягивался к… Стоп. А почему? Ах, да. Название фирмы. «Энкиду». Подсознание реагировало на название фирмы. И притягивало… Кто притягивался к фирме в последние полгода? Буллит. Хорошо. Еще?.. Кто еще?..

Нашу бухгалтершу Аннини мы проверили на энкидусодержание тайком от нее еще несколько дней назад. Ни Аннини, ни ее ребенок отношения к Энкиду не имели.

Мурзик только что вернулся домой с медицинской комиссии. Эти комиссии занимали у него прорву времени. Поэтому жрать в доме было нечего. Мурзик ворвался весь потный, жалобно извинился за опоздание. Брякнул вариться макароны. Пока на плите булькало, Мурзик изливал мне жалобы на докторов. Его общупали и обмерили всего, заполнили карту цифрами и буквами. По мнению Мурзика, зловреднее всех были, как всегда, стоматологи и психологи.

Поев, я погрузился в раздумья, а Мурзик помыл посуду и уселся на полу – разбирать бумаги.

– Во, господин, гляньте.

Он протянул мне медицинскую карту. Я взял, недовольный тем, что он влез в стройный ход моих мыслей. Глянул. В графе «психическая нормальность» было проставлено: «С отклонениями непатологического характера».

– Это еще что? – грозно зарычал я. – Почему псих написал, что у тебя отклонения?

– А? – Мурзик заморгал. При виде того, как мой раб хлопает веками, ему кто угодно напишет, что он с отклонениями.

– Что ты психу набрехал, идиот? – завопил я. – Ты хочешь, чтобы тебя медкомиссия зарезала? Для чего я столько денег в тебя вбухал, образина? Чтоб ты так и подох в рабстве?