И вот к поверхности с той стороны осторожно потянулась когтистая передняя лапа, странно маленькая для такой туши, не больше человеческой руки. Юркан судорожно глотал слюну, завороженно следя, как она придвигалась все ближе и ближе…
…И, наконец, пробила поверхность. По воде побежали круги. Секунду лапа чудовища — вполне вещественная, в броневой чешуе — торчала из пруда на добрых полметра, потом вдруг стала прозрачной и рассеялась облачком пара. Юркан выдохнул и посмотрел в воду.
Там вновь не было ничего, кроме тины и водорослей.
— Вот так, Юрочка, — печально проговорила Натаха. — Оживают наши картиночки, оживают. Это, Юрочка, цветочки. А взорвут башенку, тут-то пчелки и прилетят…
БЛАГОРОДНЫЕ ЗАСТУПНИКИ
Ох, что-то мало стали нынче радовать профессора Звягинцева телефонные переговоры с Америкой, некогда такие желанные…
— Изя, ты? Ну привет, привет. Голос молодой, говоришь? Наверно, в детство впадаю… Спасибо на добром слове, хотя хвастаться особо нечем. Последние новости насчет башни слыхал?
— Слыхал, слыхал! — Шихман в раздражении шмыгнул носом и, в очередной раз позабыв о несравненном качестве связи, вполголоса выругался на идиш. — Мне ли не слыхать! Кое-кто из свиты О’Нила диссертацию у меня защищал… Так что я в курсе всей этой фигни. Ну не идиот ли этот ваш Опарышев вместе с нашей Сарой Розенблюм и не нашим О’Нилом? Это же авантюра, дебилизм чистой воды! Способный привести к совершенно непредсказуемым последствиям, вообще к любой чертовщине! Мой секретарь уже послал официальное письмо в Белый дом. Боюсь только, как бы они не послали меня обратно… Вместе с моей личной позицией. Да что за мода такая пошла, везде все взрывать? — горестно вопросил он с отчетливой интонацией отчаяния. Видимо, не очень-то надеялся на положительную реакцию Белого дома. — В Москве жилые дома грохнули, в Афганистане — древние статуи, в Нью-Йорке небоскребы вот уронили… Решили, видно, что Питер от жизни отстал? Искажает линию партии?..
Звягинцев ничего не ответил, только тяжело вздохнул в трубку. А что тут скажешь?..
Блистательная идея насчет взрыва родилась в голове Сары Розенблюм. Лев Поликарпович не знал всех подробностей жизни этой кавалерственной дамы, но подозревал про себя, что горящие шкафы в разнесенном лабораторном зале на нее падали вряд ли. И уж точно не садились ей на щеку траурные хлопья копоти, отделившиеся от потолка последним ласковым поцелуем единственного ребенка… Да Бог с ними, с покореженными шкафами. Ей бы нашу, советскую биографию даже во вполне благополучном ее варианте. Небось трезвее смотрела бы на вещи и лучше знала бы, что почем. А то увидела оборванную веревку в крови — и повела себя, точно истеричка с гранатой из очередного фильма про инопланетян… Ну а последующие события заставили профессора Звягинцева серьезно задуматься, так ли далеко ушли от психологии авторы безмозглой фантастики «экшен»[23]. Той, где космические спецназовцы лезут исследовать брошенную станцию, облачившись вместо панцирных скафандров в камуфляжные маечки без рукавов. И на все непонятное реагируют по одному принципу — вскидыванием лазерного ствола. Каким бы диким ни казался такой подход самому Льву Поликарповичу, идею взрыва активно поддержал Питер О’Нил. «Ах ты вот как, неведомая стихия? Ну так получи, фашист, гранату…»
По мнению профессора Звягинцева, поступать таким образом было все равно что расстреливать электрическую розетку за то, что кого-то ухайдакало током. Даже нет, не так: не расстреливать, а разносить ее ломом… вполне железным и очень электропроводным… Ну и что?.. Пока он изумлялся, как же может быть, что этого не понимают все остальные, идея перепуганной Сары стала воплощаться в конкретику стараниями академика Опарышева. Тут же выискался перспективный молодой ученый, выдвинувший довольно-таки поверхностное (на взгляд Льва Поликарповича) математическое обоснование полезности взрыва. Обоснование мгновенно опубликовали… И снова началось труднообъяснимое. Со всех сторон посыпались восторженные отзывы. Здравомыслящие вроде бы, вменяемые люди, нобелевские лауреаты, дружно кивали почтенными головами и благословляли молодого коллегу, а у Льва Поликарповича Звягинцева постепенно складывалось убеждение, что весь мир дружно решил спятить.
Или, может, это ему самому пора было на Пряжку[24]?..
Порою заокеанский приятель Ицхок-Хаим Гершкович Шихман казался ему еще одним островком в сплошном океане массового психоза. Порою же — будущим соседом по «палате номер шесть»…
Не без тайной мысли разобраться еще и в этой проблеме он засадил свою «катакомбную академию» за виртуальный эксперимент. Что будет, если «Гипертех» в самом деле взорвут?..
Остальной мир подобными заморочками не страдал.