— Я не говорил, что они наши противники, — еле выговорил лектор.
— Как же не говорили, все слышали, как вы охарактеризовали наших союзников?
Политработник внезапно понял, во что он вляпался. Если в управление узнают, как он без санкции руководства назвал союзников, увольнение со службы было бы самым лёгким наказанием, на которое рассчитывать не приходилось. Офицер посмотрел в зал, сотни глаз сверлили его глазами. От безразличия к докладу не осталось и следа, абсолютно все с азартом смотрели на политработника, который должен был как-то вывернуться из силков, расставленных полковником.
— Я имел в виду идеологических противников, — прохрипел докладчик.
— Что же это за идеология такая, если она угрожает самой сильной армии мира? — не унимался Андрей Петрович. — Вы считаете советского воина в идеологическом плане слабее солдат союзников?
В зале послышалось лёгкое хихиканье. Докладчик, красный как рак, понял, что от него просто так не отстанут.
— Лично я считаю, что в идеологическом плане наших воинов сильнее союзников.
— Чего же тогда вы боитесь? Разгромили фашистов в военном плане, разгромим и американцев в идеологическом. Или политруки к таким сражениям не готовы?
Лектор готов был провалиться сквозь землю. Любой ответ на вопрос проклятого полковника всё больше и больше заводил его в тупик. Докладчик стоял с открытым ртом, трясся, как осиновый листок и не знал, что ответить. Зал уже не хихикал. Он заливался гомерическим смехом.
— Если бы войсками руководили не командиры, а политруки, — кто-то выкрикнул из зала, — наша армия не могла бы противостоять даже африканскому племени!
К трибуне вышел генерал с красным от злости лицом.
— Кто это сказал? — строго спросил он.
Смех тут же смолк.
— Я спрашиваю, кто это сказал?
— Это провокация, товарищ генерал, — проскулил докладчик.
— С вами разговор будет особый. Марш отсюда! Я снова спрашиваю, кто сейчас опорочил Коммунистическую партию Советского союза?
Ирония аудитории сменилось на недоумение. Никто даже и предположить не мог, что обыкновенную шутку вывернут в антисоветскую деятельность. Однако все прекрасно понимали, что если генерал, который конечно был из политуправления, вывернул всё в эту сторону, то последствия для шутника будут плачевными. Именно поэтому охотников выдавать остряка не нашлось.
— Ну, хорошо, — прорычал генерал. — Разговор продолжим в другом месте.
Политинформация была закончена. Все разошлись по своим хозяйствам и стали ждать последствий, которые не могли не последовать.
Первого в политотдел вызвали того, с чьей лёгкой руки и начался этот инцидент. Андрей Петрович сидел в кабинете напротив трёх старших офицеров НКВД. Один офицер вёл протокол, другой — подполковник, задавал вопросы, а третий — майор, сидел видимо для мебели.
— Значит, вы не слышали, кто это сказал? — уже в третий раз спросил офицер.
— Я только задавал вопросы докладчику.
— Это мы знаем. Все ваши вопросы занесены в протокол.
— Что же вы от меня хотите?
— У нас есть основание считать, что вы специально задавали такие вопросы, которые спровоцируют антисоветскую выходку.
— Наоборот. Мои вопросы утверждали, что советский войн в идеологическом плане гораздо сильнее союзников.
— Дело не в воинах.
— А в чём же тогда?
— Дело в представителях партии в войсках. Вы усомнились в их компетенции.
— А разве генерал не усомнился в компетенции докладчика, когда выгнал его с трибуны?
— Мы сейчас обсуждаем не генерала и не докладчика.
— А кого, меня?
— Да вас, — вдруг вступил в разговор майор. — Кем вы были во время гражданской войны?
— Штабс-капитан.
— А каков ваш дворянский титул?
— Барон. А это имеет какое-нибудь значение?
— Конечно, имеет.
— По крайней мере, когда я командовал партизанским отрядом, а потом и полком, это значения не имело.
— Когда вы командовали партизанским отрядом, это значение не имело, а вот когда вы стали командовать полком…
— Я не сам себя назначил на эту должность.
— Война заканчивается, господин штабс-капитан.
— Товарищ полковник, — поправил майора Андрей Петрович.
— Да, да, я так и хотел сказать. Так вот, будущее немецкой армии, я полагаю, вам известно. Она скоро просто прекратит своё существование. Поэтому противником её можно уже не считать. Что же касается наших союзников: американцев и англичан, то их армии никто уничтожать не собирается, сейчас, по крайней мере. И сейчас, в свете политического противостояния, именно эти государства являются нашими главными идеологическими противниками. Именно это и пытался вам растолковать докладчик. К сожалению, у него этого не получилось. Он испугался ваших звёзд на погонах. Ему не удалось определить, что вопросы задаёт не советский полковник, а штабс-капитан белой армии.
— Ну, вы и хватили!
— Да, да, вы не ослышались. В идеологической борьбе вы так и остались штабс-капитаном…
Далее диалог превратился в монолог, пересказывать который нет никакого смысла, ибо читатель, давно отвыкший от коммунистической пропаганды, прочитав не более пяти строк, непременно отложит книгу и уже никогда не возьмётся читать автора, страдающего, как минимум шизофренией.