Вавилон

Нанаи невольно обернулась вслед удаляющемуся отряду и в последний раз увидела в небе очертания дворца, цитадель своей любви. Тяжелым, прерывистым вздохом простилась она с нею, навсегда простилась со всем, что звалось красотой, счастьем, жизнью. Нестерпимая боль пронизывала ее грудь; боль, которая стала еще острее, когда Нанаи перевела взгляд на пылающую Муджалибу – огромный раскаленный шар у величественного подножия висячих садов.

Обостренным слухом она различала в зловещем треске огня роковое:

«Царь Валтасар мертв, как и все, кто пировал с ним этой ночью!»

Нанаи хотелось перекричать безумный огонь, завыть от горя, но персидский солдат подтолкнул ее, и она молча пошла рядом с примолкшим Улу.

Сердца обоих разрывались, однако они не смели выдать своего отчаяния ни вздохом, ни взглядом, ни движением губ. Они ступали в безмолвии, как рабы, настоящие рабы властелина мира.

Выбравшись на берег, они прошли через ворота в стене и очутились на вавилонских улицах.

Им открылась ужасающая картина.

Городские ворота стояли раскрытыми настежь, и в Вавилон со всех концов стекались лавины персов. Вереницы телег подъезжали к домам вельмож, их нагружали золотом, драгоценностями. Мостовые были усеяны телами убитых и пьяных. Халдейские воины с мечами, луками, копьями и дротиками в руках лежали бездыханными трупами вперемежку с женщинами, детьми, стариками.

Страшное зрелище являли собою улицы Вечного Города – груды трупов и лужи крови, сливавшейся в потоки… Сандалии Улу и подол Нанаи насквозь пропитались ею. Не в силах больше видеть картины жестокости и страдания, они закрывали глаза. Но их слух раздирали стенания и вопли умирающих.

Наконец, они вышли из этого ада, овеянного смертью и мукой, и оказались за пределами города, в том месте, куда сгоняли пленных и где находился шатер Кира.

Нанаи, избранницу Набусардара, разлучили с Улу и подвели к женщинам, отобранным для могущественнейшего из властелинов, покорителя народов, царя Кира.

Пленницы ждали у входа в шатер.

Но Кир словно не замечал их. Он глядел на кровавые злодеяния своего воинства, в зрачках его плясали отблески пожарищ. Губы царя были сурово сжаты. Опершись на металлическую стойку шатра, Кир хранил молчание, и только грудь его взволнованно вздымалась.

* * *

Крылья огненной птицы с востока простерлись над Воротами Богов – городом Мардука.

Вавилон находился в руках персов. Войско Набусардара сложило оружие. Халдейское царство, могущественнейшее из держав мира, стало персидской провинцией.

В колеснице, запряженной четверкой белоснежных лошадей, Кир с триумфом въехал в столицу поверженного врага. Пальмовыми и лавровыми ветвями устлали ему дорогу Эсагила и те из горожан, кто уповал на его справедливость и милосердие. У въезда в Храмовый Город персидского владыку встречал верховный жрец Исме-Адад, облаченный в парадную ризу, с драгоценным подарком в шкатулке черного дерева.

Новый властелин сел в царском дворце на трон, на котором до сих пор восседали великие, овеянные славой правители Вавилонии, и произнес свою первую речь на священной земле Мардука. Кир произнес ее перед жрецами Эсагилы, покорившейся знатью, богатыми торговцами, простолюдинами во главе с Сурмой, которого выпустили из темницы солдаты Гобрия, перед сынами иерусалимского племени во главе с будущим его царем Зоробабелем. Он произнес ее перед высшими персидскими сановниками, среди которых находились лидийский царь Крез, бывший союзник Вавилонии, высшие военачальники – Гобрий, Сан-Урри, а также Забада и Элос вместе с князем Устигой.

Кир сказал так: