Вавилон

– Дария, я знаю, это страх лишает тебя разума, но ты не бойся. Между нами все будет по-прежнему… Ты дашь жизнь моему сыну. Будешь носить царские одежды, есть за одним столом с владыкой. Рабыни мои будут убирать тебя цветами, подносить напитки, стлать под ноги тебе шелка и бесценный пурпур. Я возвышу тебя над самой царицей вавилонской. Прикажу подданным падать перед тобою ниц. Велю воздвигнуть новое святилище, и жрицы будут возносить в твою честь молитвы, наливать душистое масло в жертвенные чаши и сыпать в огонь благовонные травы; Самые богатые дары царь будет посылать не Мардуку, а в твое святилище.

– Льстивы твои речи, царь, и мне противны они.

– Ты мне не веришь… Что ж, ты скоро узнаешь еще, каков Валтасар. Я велю воздвигнуть для тебя солнечный дворец прекраснее Муджалибы и снести туда все сокровища мира. Ты станешь самой богатой, самой прекрасной и любимой из всех жен.

– Неразумны твои намерения, царь. Твои речи вынуждают меня сказать, что я не просто ненавижу тебя. Ты вызываешь во мне отвращение.

Царь невесело усмехнулся:

– Ничего, скоро ты снова присмиреешь, дикая горлица хмурого севера, когда приведут тебя из темницы в дворцовые покои, сердце и речи твои смягчатся. Тебе хотелось прогневить меня. Но нет, нет, Дария. Я руку на тебя не подыму, ведь ты носишь под сердцем будущего царя Вавилонии.

На этот раз усмехнулась она – и странной была эта усмешка.

– Что это означает, о милосердные небожители? – вспыхнул Валтасар.

– Это значит, что быть тебе последним из последних, что вместе с тобою сойдет в могилу и твой царственный род. Стоит тебе прикоснуться к женщине, и боги проклинают ее лоно. Разве что тигрица могла бы зачать от твоего хищного семени. Люди бы прокляли меня, если бы я допустила, чтобы твой сын увидел свет солнца и звезд.

– Дария…

– Елейный твой голос не тронет меня. Ты обесчестил меня, и я тебя ненавижу. Ты спрашиваешь, кто вынудил меня пойти против тебя? Я сама, по своей доброй воле, повторяю тебе. Оставь при себе свои дворцы, их блеск и утехи. Пусть тебе стелят под ноги шелка и пурпур. Пусть твою голову рабыни украшают цветами. Пусть перед тобою падают ниц твои подданные. Оставь все себе, могущественный царь. Ты отказал мне в ничтожнейшей просьбе, исполнить которую сумел бы даже раб, так подавись же своим золотом и драгоценными каменьями! Я готова в свой последний путь. Я знаю, что меня ожидает. Немногим удается вырваться из твоих когтей. Я готова предстать перед богами. Знай, смерти я не боюсь, но да будет тебе известно и то, что еще в твоем гареме я выпила отравы, чтоб убить плод в своем чреве.

– Подумать страшно, – еле выговорил царь. Судорога сжала ему горло, из-под опущенных век показались слезы, и царь смахнул их.

Дария ждала вспышки, дикой, жестокой. Но ничего не случилось. Валтасару казалось, будто сотни стрел впились в него одновременно. Они пронзили его тело, и из ран ключом забила кровь. Явственно ощутив во рту ее вкус, он захрипел от безмерного горя, сознание его обволокло обморочным туманом. Потрясение едва не стоило ему рассудка.

– О Дария, – простонал он, – зачем ты это сделала? Зачем унизила меня перед целым светом и небесами? Зачем уподобила жалкому червю? А может, – царь встрепенулся, – может, все это неправда? Да, да, это неправда. Дария, милая. Ну, сознайся, что это неправда. Ведь я любил тебя, сильно, преданно, все халдейское царство готов был повергнуть к твоим стопам. Нет, ты не пила губительного зелья! Царское семя живет в тебе и поныне. И как я мог поверить тебе?

– Не льсти себя надеждой, царь. Клянусь всем, что было для меня свято в моей отчизне, – я нарочно лишила тебя всякой надежды, убила в себе росток твоего будущего.

– Нарочно? Ядовитым зельем?

– Да, ядовитым зельем.

– Кто дал его тебе? – взорвался Валтасар.

– У меня нет причин скрывать это от тебя. Египетская царевна!

– Египетская… царевна, – выговорил он раздельно.

– Она сама пила его всякий раз, как возвращалась о тебя с любовного пира, и давала всем твоим женам и наложницам. Поэтому и нет при твоем дворе ни царевичей, ни царевен. Не щебечут в гареме дети. Надо всем тяготеет проклятие. Не дворец, а мертвая пустыня. Египетская царевна распоряжается судьбой неродившихся невинных малюток. Она лишила дара материнства и недавнюю твою надежду, знатную девушку, дочь сановника, ведающего дорогами. Египет ненавидит царя Валтасара, и царевна была верной исполнительницей воли фараона. Она притворялась, делала вид, что любит тебя, владыка Вавилона и повелитель мира.

– О-о-о… – дико взвыл Валтасар. – О негодная! Я прикажу привязать ее за руки и за ноги к буйволам, и те… разорвут ее пополам… – И осекся. – Притворялась, делала вид, что любит меня… – Валтасар скорбно смотрел себе под ноги. – Притворялась, делала вид, что любит меня…

Он пронзительно взглянул в глаза Дарии.