Читаем Вавилон полностью

– Ни одна душа не узнает во мне женщину. Даже стражники на мосту приветствовали меня как одного из твоих военачальников.

– Вавилон бурлит, моя бесценная, мало ли что Может случиться. Вдруг, когда ты будешь возвращаться, поднимут мост?

– Дай мне грамоту, что я твой гонец, и все будет в порядке.

Набусардар достал из стола глиняную, скрепленную печатью табличку и протянул ее Нанаи.

– Этого достаточно, даже если тебя остановит царь. – И добавил: – Но все-таки будь осторожна.

Он проводил Нанаи до ворот.

Молча сжал ее горячие руки и еще долго – после того как она ушла – ощущал на ладонях их тепло и ласку – все, что осталось ему на долгие месяцы войны.

* * *

Бабилу, Город Городов, гордившийся начертанным на его знамени призывом: «Радуйтесь с богами!» – приуныл, поддавшись слабости и малодушию. Всемогущие боги оказались не в состоянии укрепить волю человека и рассеять его мрачные предчувствия. Небожитель Мардук, покоритель хаоса и покровитель мужества, не умел избавить людей от тревоги; растущему в их душах смятению он не смог противопоставить чувство уверенности и тем самым обрек их на томительное ожидание безрадостного будущего.

Людей вновь охватило безумие, словно вернулся знойный ава, месяц смерти, но, не в силах томиться взаперти, они высыпали на улицу, сходились небольшими группами, с боязнью выспрашивали друг друга о новостях. Тысячи нелепых предсказаний и лживых посул возмутителей спокойствия передавались из уст в уста. Слово волновало народ, как ветер море. Надвигалась буря, буря опустошительная.

Улочкой, на которой жили гребенщики, шел жрец, полы его длинного одеяния цеплялись за кусты винограда, увешанные тяжелыми розовыми гроздьями. Бритые лицо и голова его лоснились, громко стучали твердые сандалии, надетые на босу ногу.

Казалось, он не обращал внимания на встречных, которые судачили и сетовали, но вот, бросив украдкой взгляд на одну из группок, жрец вдруг остановился.

Говорила жена тупоносого мастера:

– Он потому такой сильный, что его вскормили волчьим молоком…

– Волчьим, молоком? – с удивлением повторяют слушатели.

А годовалый сынишка разносчицы Изибы, который ползет на животе за семенящим вразвалку голубем, вскидывает курчавую головку, точно понимая, о чем говорят взрослые, точно соглашаясь с тем, что от волчьего молока человек и в самом деле становится сильным.

– Святая правда, – щурится подмастерье, обтачивая буйволиный рог.

– мой брат грузит на пристани бочонки с оловом, которые отсылают в Индию, там ему такого порассказали…

– Гм! – делает большие глаза Села, переставая грызть тыквенные семечки. – А ну, выкладывай, что знаешь.

– А вот послушай: Кира вскормила волчица… Женщины ахнули.

Мастер хмыкнул, разинул рот и задумчиво постучал ногтем по щербатому зубу, недоверчиво покачав головой.

– Хозяин не верит, – обиженно бросил подмастерье. – А вот один грек из Коринфа говорил, что волчица зачала его от лесного бога, и один перс из Суз это подтвердил. Оттого Кир так могуч и непобедим. Он может угадывать чужие мысли, вызывать ураган, испепелять взглядом жилища.

Мурашки забегали по спинам слушателей, а Села прижалась спиной к стене:

– Ну, если правда это, пускай он угадает мои мысли и испепелит мое тело своим жаром…

– У тебя одно на уме, бесстыдница, – сплюнул подмастерье. – Вот погоди – испепелит тебя Кир… в геенне огненной…

Заложив руки за голову, Села потянулась, словно кошка.

Молодой корабельщик, сын перекупщика рогов, не сводил с нее жадного взгляда. Жилы на его загорелой шее вздулись.

– Села, – проговорил он не громко, охваченный волнением.

В ту же минуту Селу окликнула мать, желая ее предостеречь.

– Ха-ха! – Села в ответ показала жемчужные зубы.

Не дожидаться же ей со страхом в сердце и скорбью во взгляде прихода персидского властелина. Не страха и слез ждет она от жизни. Все свои мечты она поверяет наперснице-каморке, и та ее ни в чем ни разу не упрекнула – ее каморка под чахлым платаном, обрамленная гирляндами кровавых пионов, каморка, где стоит ее ложе, мягкое ложе из овечьих шкур…

Подмигнув корабельщику – дескать, как-нибудь наведайся ко мне, – огнеокая Села скользнула в калитку двора. Раззадоренный корабельщик тотчас последовал за нею, с трудом ступая непослушными дрожащими ногами по ее обжигающим следам. Но Села захлопнула дверь перед самым его носом и рассмеялась задорным молодым смехом.

– Наконец-то ушла, – с облегчением выдохнул подмастерье, – ей бы только зубы скалить… Теперь расскажу вам все по порядку.

Докончив зубец гребня из буйволиного рога, он начал:

– Да поразит меня богиня моря Сидури, да завлечет меня в подземное царство Иркалас, если я вру, что Кира произвела на свет волчица. Говорят, он даже на человека не похож. Тело заросло шерстью, вместо рук – лапы, а вместо пальцев – когти. Чудище, под стать могучему Сакану, богу пустыни и диких зверей!

– Ох, – простонала Изиба и, подняв с земли малыша, прижала к себе, словно укрывая от беды.

На лицах слушателей отобразился ужас, и только мастер-гребенщик ухмылялся про себя.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза