Вавилон

Когда заговорили о Мидийской стене, Сан-Урри стал угодливо распространяться о ее изъянах, незаметных для стороннего глаза; намекнул, где, по его мнению, можно пробить брешь с наименьшей затратой сил и наибольшей надеждой на успех. Под конец, словно открывая главный козырь, Сан-Урри заявил, что наместник Сиппара – союзник Эсагилы и откроет ворота города, как только персидское войско преодолеет стену Навуходоносора. А получив известие о падении Сиппара, сложит оружие и Опис, так как он не в силах противостоять несметному войску персов.

– Остальные города в провинции, – заключил он, – занять не составит никакого труда для такой армии, как твоя, царь царей, сиятельнейший из рода Ахеменидов.

– Сколько у Набусардара солдат на севере? – спросил Кир, пропустив мимо ушей славословия.

– Тысяч двадцать, – сознательно преуменьшил Сан-Урри, опасаясь, как бы Кир не отложил наступление.

– А нам донесли, – озабоченно заметил царь, – что там ровно пятьдесят тысяч. Хорошо ли они вооружены, одеты?

– У Вавилонии, как ты знаешь, царь царей, не было постоянной армии, а потому не было в достатке ни оружия, ни снаряжения.

– Однако эти пятьдесят тысяч могут оказаться прекрасно снаряженными, князь. Вавилония – богатейшая страна, вот уже несколько месяцев, как она готовится к войне. Я. слышал, что вся армия Набусардара на славу вооружена и одета, не знаю только, достаточно ли она обучена. Что ты скажешь на это, князь?

– Набусардар мой недруг, и я не слишком пекусь о его воинстве.

– О, – снисходительно улыбнулся царь, – интересоваться неприятельской армией столь же необходимо, как заботиться о своей собственной. Мне говорили, что солдаты Набусардара обучены неплохо. Набусардар – первый достойный соперник царя Кира.

Словно предвкушая схватку с ним, персидский властелин вперил взор в увешанную коврами стенку шатра, сшитого из звериных шкур; взгляд его, как бы пронзив их, блуждал в неведомых далях.

Сан-Урри смотрел на вельмож и эсагильских жрецов. Ему казалось, что они покойны и удовлетворены, лишь в его собственной душе не было ни довольства, ни покоя! На всем протяжении опасного пути он мечтал о том, как великий царь велит воздать ему почести, самолично возвысив его над остальными. Втайне он даже надеялся, что Кир поставит его во главе полков, идущих на штурм Мидийской стены. Между тем царь держит себя так, точно Сан-Урри привез ему не план вражеских укреплений, а всего-навсего горсть золота. Не в силах подавить растущей досады, Сан-Урри жаждал одного – услышать, чем намерен вознаградить его Кир.

Но персидский владыка не спешил. Это был осмотрительный, спокойный и рассудительный человек. Лишь в редких случаях давал он волю чувствам, хотя, вовсе не был черствым и жестокосердным. Он все подчинял своей твердой воле, действуя сдержанно и обдуманно. К этому он приучил себя в молодости, таким остался и в зрелые годы.

Наконец он оторвал взгляд от ковров и обратился к присутствующим с кратким словом. Царь ничего не подчеркивал, ничего не выпячивал, в то же время ничего не умолял и не принижал, он был чем-то сродни неторопливому потоку, который уверен в том, что никакая сила не собьет его с пути.

В ознаменование столь счастливого дня Кир повелел устроить вечером пир. Кроме того, он распорядился приготовить для утомленных дорогой эсагильских гонцов шатер и выставить возле него стражу.

Чужеземцы удалились, и Кир остался наедине со своими советниками. Он сказал им:

– У нас в руках план стены Навуходоносора, но это еще не значит, что мы вступим в Вавилонию без боя. Напротив, нас ждет жестокое и упорное сражение.

Помните это. Перед нами не менее ста пятидесяти тысяч хорошо снаряженных и обученных солдат. Набусардар – полководец, каких Вавилония не знала со времен Навуходоносора. Не будь на то воля богов, судивших персам владеть и править миром, я избрал бы Набусардара своим ближайшим другом. Но боги начертали властвовать нам, так как только мы правим справедливо и каждому воздаем по заслугам.

Кир потер лоб и о чем-то задумался, но вскоре морщины на лбу и у глаз его разгладились, царь расправил широкие плечи, обвел присутствующих взглядом и молвил свое излюбленное:

– Я буду рад, если вы не забудете, что перс должен дорожить отчизной, как собственной жизнью, и не запятнаете себя изменой. Никого ваш царь не презирает так сильно, как изменников.

В лагере Кира на приволье Месопотамской равнины, окаймленной с севера сосновыми лесами ассирийских гор, шли приготовления к пиру перед боем – таков был обычай.