Читаем Вавилон полностью

– Не следует переоценивать ни себя, ни могущество богов, – сдержанно заметил Кир, доставая из висевшего на поясе, расшитого жемчугом чехла подзорную трубу, которую не так давно прислал ему в дар фараон Амазис. Египетский владыка прислал ее с обещанием не помогать Вавилонии, если Кир заверит его, что не нарушит границ Египта.

Поднеся трубу к глазу, царь продолжал:

– С рекой Диадой все было не так. Я не суеверен и не придаю значения приметам. Я не мстителен и не стал бы наказывать реку за то, что в ее волнах утонул священный конь.

Он прищурил глаз и стал обозревать халдейские укрепления.

– Я повелел осушить реку Диалу с единственной целью – занять солдат до будущего похода. Других целей я не преследовал, толковать это по-иному значит грешить против истины.

– Именно так, – заметил один из полководцев с лицом, покрытым неизлечимыми лишаями.

– Твоя отвага, властелин мира, вселяет отвагу в твое войско.

– Царь, который переходит реки в брод, – воспрянул маг, – сильнее и выше того царя, который предпочитает их обходить…

– О! – воскликнул вдруг Кир, жестом прервав их разглагольствования. – Погодите!

Он опустил подзорную трубу и обвел взглядом обступивших его соратников.

– В чем дело, ваше величество? – осведомился первый полководец.

– Представьте, – благодушно улыбнулся царственный Кир, представьте – в эту трубу и впрямь видно куда лучше!

И он дал каждому взглянуть на стену Навуходоносора, по которой расхаживали часовые.

– Вот чудеса! – выдохнул маг.

– Неслыханно! – восклицали все наперебой.

– Пусть поглядят и щитоносец с лучником, – распорядился царь.

Телохранители увидели через волшебную трубу на стене увесистые камни и солдат, не видимых простым. глазом.

– Ваше величество, – обратился к царю лучник, – если бы я мог пустить в них хотя бы одну стрелу.

– Нет, нет, – коротко ответил царь, – еще не время. И он взял у него из рук магическое стекло.

– Превосходное изобретение.

– Должно быть, в Египте немало подобных диковин, властелин мира, не худо бы наведаться туда с нашей армией.

– Первым долгом – Вавилон, любезный военачальник. Жаль, что фараон Амазис не послал мне вместо этого стеклышка орудие, которое проломило бы. Мидийскую стену. Я был бы благодарен ему вдвойне!

– Боги милостивы к тебе, сын Камбиза, – повторил маг, – а кому боги благоволят, тому достанет своих орудий и войска.

– Однако, – задумчиво возразил Кир, – когда смотришь на стену вблизи, становится еще яснее, что война против царства Валтасара таит в себе много неожиданностей даже для Кира. Но откладывать наступление больше нельзя.

– Ты прав, господин, – закивали головами сановники. – Иначе Вавилония выиграет время и соберется с силами. Мы двинемся, едва спадет жара.

– А теперь назад, в лагерь, – приказал царь. Свита уселась в повозки, и кони помчались. Вдали проступали ассирийские горы, покрытые темной зеленью сосновых лесов и затерявшихся среди них отдельных кедров. Кавалькада держала путь к этим лесам, где на мохнатых ветвях гнездились тетерева и в сумеречных тайниках, нахохлившись, сидели пестрые совы. Газели и серны хоронились под зелеными навесами ветвей, высоко в небе, еще более голубом, чем глаза загадочного сфинкса, кружили ястребы и парили чернокрылые орлы. Объятые тишиною, леса гудели глухо, подобно семиструнной лире Терпандра, и дышали прохладой.

Зеленые макушки гор вздымались над шатрами персидского войска, куда теперь держал путь кортеж Кира, сминая колесами повозок траву, стебли шалфея, медуницы и лютиков. Степь благоухала чабрецом, и серебристо-прозрачный воздух над ней дрожал.

Тотчас по прибытии в лагерь Кир созвал военный совет. Он не расходился до рассвета, но самый сложный вопрос – как пробить в стене брешь – так и остался нерешенным.

Днем и ночью продолжались споры в царском шатре, а в это время войско неустанно готовилось к сражению, совершая длительные марши, училось обращаться с движущимися башнями и катапультами, которым в предстоящем штурме Мидийской стены отводилось главное место.

Наконец споры окончились, но лица полководцев и самого Кира по-прежнему выражали озабоченность. Здесь, в непосредственной близости от неприятеля, приходилось признать, что Вавилония – самый могучий из всех противников, с которыми Персия имела дело.

Персидскому властелину не спалось. Его лихорадило, и он дважды за ночь требовал подать ему сикеру – напиток, проясняющий мысли. Наконец он решил встать и выйти в залитую лунным сиянием степь подышать свежим воздухом. Слуга набросил ему на плечи плащ, как вдруг разнесся сигнал сторожевого горна; удивление приковало царя к ложу.

– Что это? – прислушался он.

В это время к начальнику личной охраны Кира подвели семерых мужчин. Двое из них оказались халдейскими жрецами, один – лазутчиком Устиги, четверо – солдатами Эсагилы, у одного из них лицо было закрыто, и он не проронил ни звука.

Лазутчик из отряда Устиги потребовал, чтобы жрецов и таинственного воина провели в царский шатер, заявив, что они откроются лишь самому царю.

Этих троих провели к царю, и все трое пали на колени и низко склонили головы перед Киром.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза