Вавилон - 17

— Ты знаешь, как это выглядело? Как это ощущалось, как это пахло, а?

Мышонок покачал головой. Пальцы опять коснулись его щеки.

— Мы возвращались домой, парень, и слева от нас были три сотни солнц Плеяд, сверкающих, как россыпь драгоценных камней, а справа — абсолютная чернота. Корабль был мной, а я — кораблем. Вот этими разъемами, — он коснулся контактов на запястье, — я был связан с управляющим устройством паруса. Потом, — щетина на его подбородке поднималась и опускалась в такт словам, — из-за тьмы — свет! Он был всюду, слепил наши глаза, мы словно находились внутри аннигилятора и не могли пошевелиться. Это выглядело так, будто вся Вселенная взорвалась и неистовствовала. А я не мог отключить свои ощущения. Не мог даже отвернуться. Все цвета, которые только можно представить, переливались вокруг, прогнав ночь. И наконец, стены пели! Магнитная индукция заставляла их вибрировать, и корабль был полон грохота. А потом — было уже поздно: я ослеп. — Он откинулся на спинку стула. — Я ослеп, парень. Но что это за странная слепота: я могу видеть тебя. Я глух, но я понимаю большую часть того, что мне говорят. Обонятельные центры в моем мозгу мертвы, и я не ощущаю вкуса пищи. — Его ладонь легла на щеку Мышонка. — Я не могу понять, какая у тебя кожа. Большинство осязательных центров также мертво. Моя ладонь не ощущает, чего она касается — гладкой кожи или щетины. — Он засмеялся, и стали видны его желтые зубы и ярко-красные десны. — Что ни говори, а Дэн ослеп самым забавным образом. — Его рука скользнула по куртке Мышонка и ухватилась за шнурок на ней. — Да, самым забавным образом. Большинство людей слепнет в темноте. А у меня перед глазами огонь. Там, в черепе, живет съежившееся солнце. Свет хлещет мою сетчатку, вспыхивает радугой и заполняет каждый уголок мозга. Вот что у меня теперь перед глазами. А тебя я вижу частями. Ты — как солнечная тень на фоне всего этого ада. Кто ты такой?

— Понтико, — представился Мышонок. Голос скрипнул, будто рот был набит шерстью и песком. — Понтико Провечи.

Дэн поморщился.

— Твое имя… Как ты сказал? С головой у меня тоже не все в порядке. Там у меня как будто хор голосов, орущих мне в уши двадцать шесть часов в сутки. Это все нервы. С тех пор, как взорвалась эта звезда, они посылают в мозг один сплошной грохот. Вот почему я слышу тебя, как если бы ты кричал в сотне ярдов от меня. — Дэн закашлялся и откинулся на спинку стула. Откуда ты? — спросил он, вытерев губы.

— Отсюда, из созвездия Дракона, — ответил Мышонок. — с Земли.

— С Земли? Не из Америки? Ты жил в маленьком беленьком домике на тенистой улочке, а в гараже у тебя стоял велосипед?

«— Да, — подумал Мышонок, — и слепой, и глухой».

— Я… Я из Австралии. Из белого домика. Я жил под Мельбурном. Деревья. И велосипед у меня был. Но все это было давно. Давным-давно, не так ли, парень? Ты знаешь Австралию? Это на Земле.

— Бывал проездом.

Мышонок заерзал на стуле, думая, как бы ему смыться.

— Да. Так все и было. Но ты не знаешь, парень. Ты не можешь знать, каково это — коротать свой век с Новой в мозгах, вспоминая Мельбурн, вспоминая велосипед. Как, ты сказал, тебя зовут?

Мышонок покосился налево — на окно, потом направо — на дверь.

— Не могу вспомнить. Это солнце все вышибло у меня из головы.

Механик, слушавший этот разговор, отвернулся к стойке.

— Ничего не могу больше вспомнить.

За соседним столиком темноволосая женщина и пришедший с ней блондин тщательно изучали меню.

— Меня послали к докторам! Они сказали, что если перерезать нервы, зрительные и слуховые, отключить их от мозга, то грохот и сияние в глазах, возможно, прекратятся. Возможно? — он поднес руки к лицу. — А эти силуэты людей, которые я пока еще вижу, — они тоже исчезнут? Имя! Скажи мне свое имя!

Мышонок давно уже держал наготове фразу:

— Я извиняюсь, но мне уже пора.

Дэн закашлялся, закрывая уши руками.

— А, это был свинячий полет, собачий полет, полет для авантюристов. Корабль назывался «Рух», а я был киборгом капитана Лока фон Рея. Он повел нас, — Дэн перегнулся через стол — чуть ли — его большой палец коснулся указательного, — чуть ли не в самый ад. И привел обратно. Он сделал достаточно для того, чтобы любой мог проклясть его и этот чертов иллирион. Любой, кто бы он ни был. Откуда бы он ни был. — Дэн закашлялся, голова его затряслась. Руки его, лежащие на столе, подергивались.

Бармен оглядел зал. Кто-то из посетителей знаком потребовал себе еще выпивку. Губы бармена недовольно поджались, но сразу же расслабились, и он только покачал головой.

— Боль, — Дэн поднял голову. — После того как поживешь вот так некоторое время, боль исчезает. Но появляется что-то другое. Лок фон Рей — сумасшедший! Он подвел нас так близко к грани между жизнью и смертью, как только смог. Теперь он бросил меня — мертвым на восемьдесят процентов — здесь, на краю солнечной системы. А куда, — Дэн тяжело вздохнул, — куда теперь денется слепой Дэн?

Неожиданно он ухватился за край стола.

— Куда он теперь денется?

Стакан Мышонка упал на пол и разбился.

— Отвечай!

Он снова качнул стол.

Бармен прошел мимо них.