Вавилон - 17

Радиация в Торомоне дала толчок к бурной эволюции: одна часть населения регрессировала до той точки, которую эта раса прошла три миллиона лет назад, в то время как другая часть прыгнула на миллион лет вперед и стала расой гигантов, многие из которых телепаты. Телепаты пытались не принимать участия в войне, но их все-таки втянули. Наши агенты, среди которых есть телепат, убедили найти другое решение, менее деструктивное, чем эта пародийная война, установив на миг телепатическую связь между всеми обитателями империи. До сознания народа дошел факт, что война была мифической. Результаты не поддавались точному прогнозу и оказались тяжелейшими. Вся структура Торомона пошатнулась. Находящиеся вне закона банды недовольных — недов — наводнили страну. Была предпринята попытка поставить нового, молодого короля, и на некоторое время это сработало, но государственная система была предназначена для управления мирным населением, а не воюющим. Мы описываем ситуацию столь детально из-за странного поведения Лорда Пламени, когда он столкнулся с Торомоном. Прежде всего его действия по доведению ситуации до катастрофического конца были неизмеримо более жесткими и разрушительными, чем бывало в других мирах. Мы, чувствующие его энергию, поняли, что интенсивность ее учетверилась. То, что он искал для уничтожения других миров, он нашел на Земле. Наши агенты один раз выкинули его, но он вернулся. Они выкинули его вторично, но он все-таки держится поблизости, готовый вернуться снова. Мы можем иметь на планете только трех агентов и соответственно поселиться лишь в трех мозгах. Но с помощью трех агентов мы контактировали еще с двумя — Тилом и Алтер, и они стали на некоторое время нашими косвенными агентами. Тила убили на этой поддельной войне, так что на земле осталось всего четыре человека, с кем мы поддерживаем контакты. Как мы уже сказали, мы можем жить только в трех разумах; эти четверо, уже использовавшиеся для контакта во внеземных условиях, открыты для инфильтрации, и мы уверены, что Лорд Пламени в свое третье возвращение на Землю выберет одного из наших агентов, того, кто останется без нашей защиты. Если мы прямо скажем им об этом, то это окажет сокрушительное действие на их психику. Следовательно, наши контакты, и так уже редкие, должны полностью прекратиться.

Причина интереса Лорда Пламени к Торомону ясна: он готовится начать войну с нашей галактикой. Он пытается узнать все возможное о том, как жизненные формы этой галактики ведут себя на войне. И война в Торомоне — война чистая, потому что там нет реального противника. Вероятно, мы тоже сумеем узнать кое-что. Наше преимущество в том, что мы знаем, где смотреть, потому что каждый в том городе гораздо ближе друг к другу, нежели Лорд Пламени, для которого такие понятия, как интеллект, сострадание, убийство, выносливость, ничего не означают; он должен изучать их извне. Но мы точно так же не имеем представления о его характеристиках. Чтобы лучше во всем разобраться, мы просили наших агентов доставить нам три документа, творения трех самых восприимчивых разумов на Земле: стихи Вала Ноника, «Унификация случайных полей» доктора Кли Кошер и «Тени моря» — последний обзор истории Торомона доктора Рольфа Катэма. В городе стояла тишина. Затем слабая жизненная форма, существующая как светочувствительный вирус, спросила:

— А может ли что-нибудь помешать нам взять эти… творения?

Тройное Существо ответило:

— Не забудьте, что эти работы созданы самыми восприимчивыми разумными существами Земли и никогда не дойдут до разума обычного человека, как, скажем, книга или периодика, а среди наших четырех агентов постоянно будет предатель — сам Лорд Пламени.

А далеко от этой звезды..

…и она прекрасна, когда блики солнца сквозь трещину в стекле играют в ее распущенных волосах, прекрасны ее закрытые глаза, ее оливковые веки, более темные, чем лицо, чем все тело, и кожа тоже прекрасна, оттенки меда сменяются легкой голубизной кхарбы, когда из белой она становится розоватой, прежде чем превратиться; в пятнисто-оранжевую, спелую; ее кожа прекрасна, она напоминаем полированный камень там, где туго натянута, и бархат там, где расслаблена.

Трещина в оконном стекле бросает изломанную тень на половицы, на постель, на смятые простыни, на ее живот. Ее губы раскрыты, зубы слегка голубеют в тени верхней губы.

Она была так прекрасна в длинных фиолетовых тенях, падавших на набережную, по которой они гуляли вчера, прекрасна в свете фонаря, где она остановилась поболтать со своим другом.

— Итак, ты все-таки женился, Вал. Ну, я так и думал, поздравляю.

— Спасибо, — сказали они в один голос; вместе его баритон и ее богатое контральто звучали, как музыка. — Ренна, это мой друг Кино. Кино, моя жена Ренна. — Это он сказал один, соло, и это тоже вошло в симфонию.

— Думаю, тебе нечего больше делать в нашей банде. Впрочем, ты никогда и не был по-настоящему ее членом. Теперь ты можешь сидеть и писать стихи, к чему ты всегда стремился, и радоваться жизни.