Вавилон - 17

— Характер, — произнес Катин в диктофон, — наиболее ярко проявляется в действии. Мышонок отступил от окна, описал резкий круг и еще круг. Из выражения его лица я могу заключить, что он размышляет насчет моего удивления стремительностью его действий и в то же время хочет знать, удовлетворен ли я сделанным. Он уронил руки, дыша немного тяжело, и просунул согнутые пальцы в…

— …эй, — сказал Мышонок, сунув согнутые большие пальцы в карман брюк, — я просто махнул рукой. Дыхание, пальцы, это не входит… Черт возьми!

— Мышонок разогнул пальцы, нервно сжал кулаки и воскликнул: «Черт возьми» — и расстроенный ушел. Существует три типа действий: целенаправленные, вошедшие в привычку и бесцельные. Люди, для того чтобы быть непосредственными и понятыми, — должны использовать все три типа, — Катин взглянул вперед.

Капитан смотрел сквозь гнутую панель, поддерживающую крышу. Его взгляд был прикован к чахлому свету, пульсирующему, словно глазок в дверце гигантской топки. Свет был таким слабым, что он даже не щурил глаза.

— Я ошибся, — признался Катин в диктофон, — тем не менее. Зеркало, отражающее мое видение мира, поворачивается, и то, что сперва казалось бессмысленным, я вижу достаточное количество раз, чтобы признать привычкой. То, что я полагал привычкой, теперь кажется частью великого замысла. В то время как то, что я принимал первоначально за цель, превращается в бессмыслицу. Зеркало поворачивается снова и снова и показывает, что человек, который, как я думал, страстно идет к своей цели, превратил свою страсть в привычку. Его привычки в высшей степени бессмысленны, в то время как действия, которые я определил как бессмысленные, оказываются направленными к достижению демонической цели.

Желтые глаза отпустили усталую звезду. Лицо Лока, взглянувшего на Мышонка, исказилось под шрамом в какой-то усмешке, которую Катин не понял.

Ярость, подумал Катин. Ярость. Он смеется. Но как можно отличить ярость от смеха на этом лице?

Но другие тоже смеялись.

— Что это за дым? — спросил Мышонок, обходя дымящуюся решетку в булыжной мостовой.

— Водосток, надо полагать, — сказал Лео. Рыбак поглядел на туман, поднимающийся вверх у столба, на котором висел яркий индукционно-флюоресцентный фонарь. У почвы пар скапливался и оседал, а около фонаря клубился и колыхался.

— Таафит — в конце этой улицы, — сказал Лок.

Они двинулись на холм, мимо полудюжины еще таких же решеток, дымящихся в ночных сумерках.

— Я думаю, Золото находится прямо…

— …прямо за этой вон стеной?

Лок кивнул близнецам.

— Что это за место Таафит? — спросил Мышонок.

— Место, где мне будет удобно, — слабая болезненная гримаса тронула лицо Лока, — и где нам с вами ни о чем не надо будет беспокоиться. — Лок протянул руку, чтобы похлопать его по плечу, но Мышонок увернулся. — Вот мы и на месте.

Двенадцатифутовые ворота с разноцветными стеклами, обрамленными витыми полосами металла, разошлись в стороны, когда Лок положил руку на пластину замка.

— Меня пригласили.

— Таафит не ваш? — спросил Мышонок.

— Он принадлежал моему старому школьному другу Иогосу Седзуми, владеющему рудниками в Плеядах. Дюжину лет назад я часто пользовался им. Вот почему замок открылся от прикосновения моей ладони. Я сделал то же самое для него в нескольких моих домах. Мы давно не видели друг друга, но раньше мы были довольно близки.

Они вошли в сад Таафита.

Здешними цветами никогда не любовались при полном солнечном свете. Лепестки были темно-красными, каштановыми, фиолетовыми — цвета вечера. Похожие на слюду чешуйки поблескивали на безлистых ветках. Было много низкорослого кустарника, но все более высокие растения были слишком гладкими и редкими, чтобы отбрасывать как можно меньше тени.

Передняя стена Таафита была изогнута и представляла собой стеклянную конструкцию. На довольно большом расстоянии не было никаких стен, поэтому сад и дом слились воедино. Нечто вроде тропы вело к чему-то вроде лестницы, врезанной в скалу под чем-то, похожим на входную дверь.

Когда Лок положил руку на панель, по всему дому замигали огни. Огни в окнах, в дальних концах коридоров, по углам. Они виднелись сквозь полупрозрачную стену, проступая жилками фиолетового нефрита и осколками черного янтаря. Даже внизу: одна из секций пола была прозрачна, и они могли видеть огни, появившиеся в комнатах нижних этажей.

— Заходите.

Они прошли вслед за капитаном по бежевому ковру. Катин сразу направился к полкам с бронзовыми статуэтками.

— Бенин? — спросил он капитана.

— Думаю, да. Иогос просто помешан на Нигерии тридцатого века.

Когда Катин повернулся к противоположной стене, глаза его расширились.

— А вот это не может быть оригиналом, — затем сузились. — Оригиналы ван Мигрена?

— Нет. Боюсь, что это просто старые копии.

Катин прокашлялся.

— У меня засело в мозгу «Под Сириусом» Дихея.

Они пошли по холлу дальше.

— Думаю, здесь должен быть бар, — Лок открыл какую-то дверь.