Вавилон - 17

— Ты ведь действительно можешь покалечить кого-нибудь, если будешь неправильно обращаться с этой вещью. Он обладает острой направленностью, и количество света и звука, которое можно извлечь отсюда, достаточно для того, чтобы повредить сетчатку или порвать барабанную перепонку. Для того чтобы получать голограммное изображение, в этой штуке используется лазер.

Айдам покачал головой.

— Я никогда не играл ни на одном так долго, чтобы понять, как устроен он внутри.

Он протянул руки и тронул струны.

— Этот, конечно, красивый…

— Хэлло, — сказал Катин.

Мышонок что-то буркнул и положил руку на звучавшие струны.

Катин уселся на другую сторону от Мышонка и некоторое время его разглядывал.

— Я сейчас думал, — сказал он, — что в десяти случаях из десяти, когда я просто говорю «Хэлло», проходя мимо кого-нибудь, или если человек, к которому я обращаюсь, сам куда-то спешит, я провожу последующие пятнадцать секунд, воспроизводя случившееся и размышляя: то ли моя улыбка была принята за проявление чрезмерной фамильярности, то ли выражение лица получилось слишком холодным. Я повторяю снова и снова, изменяя тон и пытаясь экстраполировать изменения, могущие приводить к реакции другого человека…

— Эй, — Мышонок взглянул поверх сиринкса. — Не расстраивайся. Ты мне нравишься. Я просто занят сейчас, вот и все.

— О, — улыбнулся Катин. Затем его улыбка сменилась раздумьем. — Знаешь, Мышонок, я завидую капитану. Он идет к своей цели. И его страсть сводит на нет все, что возникает вокруг него, все, что другие думают о нем.

— Я тоже иду через все это, но не так, как ты думаешь, — сказал Мышонок. — Совсем не так.

— А я так, — Айдас огляделся. — Где бы я ни был, я все делаю… — он опустил свою черную голову, разглядывая пальцы.

— Просто замечательно с его стороны позволить нам сейчас отдыхать, а самому вести с Линчесом корабль, — произнес Катин.

— Да, — согласился Айдас, — я полагаю… — и повернул руки, рассматривая темные линии на ладонях.

— У капитана есть о чем тревожиться, — вмешался Мышонок. — А он не хочет об этом думать. На этом отрезке пути не ожидается ничего интересного, поэтому он должен чем-то заниматься, чтобы отогнать эти мысли. Вот что я думаю.

— Ты считаешь, у капитана тяжело на душе?

— Может быть, — Мышонок извлек из инструмента запах корицы, но такой резкий, что запершило в ноздрях и защипало небо. У Катина выступили слезы.

Мышонок замотал головой и увернул верньер, который трогал Айдас.

— Прошу прощения.

— Валет… — на той стороне комнаты Себастьян взглянул поверх карт и сморщил нос, — …мечей.

Катин, единственный, у кого ноги были достаточно длинны, потрогал воду носком сандалии. Закачался разноцветный гравий, Катин вытащил диктофон и щелкнул кнопкой записи.

— Романы пишутся прежде всего о человеческих отношениях. — Говоря это, он вглядывался в мозаичный рисунок стены, полускрытый листьями. — Их популярность объясняется тем, что они наполняют одиночество людей, которые их читают, людей словно гипнотизирует то, что происходит в их собственных мыслях. Капитан и Принс, например, посредством своих стремлений связаны меж собой…

Мышонок быстро наклонился к диктофону и произнес:

— Капитан и Принс не сталкивались лицом к лицу, скажем, лет десять.

Катин с досадой щелкнул переключателем. Попытался подыскать подходящую шпильку в ответ, не смог. Снова щелкнул тумблером.

— Помните, что общество, позволяющее таким вещам происходить, есть общество, способствующее вымиранию романа. Зарубите себе на носу, если вы пишете. Сюжет романа — это то, что происходит, когда люди встречаются лицом к лицу, когда они разговаривают друг с другом, — он снова выключил.

— Зачем ты пишешь эту книгу? — спросил Мышонок. — Я имею в виду, что ты хочешь с ней делать?

— Зачем ты играешь на сиринксе? Я думаю, примерно по той же причине.

— Только если я буду проводить все время за репетициями, я вряд ли что-нибудь сыграю. Это намек!

— Я начинаю понимать, Мышонок. Это для меня не цель, а только способ ее достижения, который перестает интересовать, как только цель достигнута.

— Катин, я понимаю, что ты делаешь. Ты хочешь создать нечто прекрасное. Но у тебя ничего не получится. Я тоже должен долго практиковаться, прежде чем сыграть что-то. Но если ты собираешься сделать то, что задумал, ты должен заставить людей почувствовать, что такое окружающая их жизнь, заставить бояться ее, даже если у них не будет к этому никаких причин. И твоя вещь не получится, если ты сам не почувствуешь все это хотя бы немного.

— Мышонок, ты замечательный, хороший, прекрасный человек. Но что-то с тобой не так. Все эти прекрасные образы, которые ты извлекаешь из своей арфы… Я достаточно долго вглядывался в твое лицо и знаю, в какой большой мере они порождаются страхом.

Мышонок вскинул голову, на лбу его прорезались морщины.