Вавилон

– Благородная Телкиза! – язвительно усмехнулась она. – Конечно! Теперь вы готовы величать меня даже царицей Бабилу, лишь бы я замолчала. Но нет, нет! – Телкиза взвилась, как ударенная плетью змея. – Я не стану больше молчать. Годы, долгие годы тяготеет надо мной проклятие. Лишь благодаря Мардуку, властелину вселенной, жесточайшему из богов, я стала распутнейшей из женщин. Это он сделал меня такой, чтобы закрыть пути к сану царицы.

Даже Валтасара взяла оторопь. Он оглядел столы. Гости не сводили с Телкизы изумленных глаз. Царь попробовал остановить ее:

– Телкиза, твои речи безумны!

Она смерила его презрительным взглядом.

– Раб собственного безволия, раб Мардука, раб Исме-Адада!

Чтобы как-то поправить дело, верховный жрец многозначительно заметил:

– Право, она безумна!

– Пусть я прослыву безумной! – прошипела Телкиза. – Но теперь я сказала все.

Да, она сказала все, ошеломив признанием жрецов и вельмож, но сама облегчения не почувствовала: камень, сдавивший ей душу и тело, стал еще тяжелее.

Изнемогая от непосильного бремени, она обронила:

– Теперь ты можешь отпустить меня, Валтасар.

– Ступай, – ответил царь.

Телкиза поднялась, и в ее зрачках уже не было прежнего блеска. Она думала, что ее рассказ вызовет негодование в сердце Набусардара, но он остался глух и безразличен.

Окончательно сраженная его холодностью, Телкиза покидала ападану. Проходя меж рядами столов, украшенных гирляндами и уставленных золотой утварью, она слышала, как Исме-Адад гневно повторил:

– Право, она безумна.

– А, – махнул рукой Валтасар, давая этим понять, что больше о ней говорить не стоит.

Призвав управителя дворца, он распорядился насчет иудейских юношей.

Его голос заставил Телкизу обернуться. Стоя в дверях, она еще раз оглядела все вокруг, и мягкий ковер из роз обернулся для нее тернистым лугом, свисающие с потолка гирлянды лотоса – петлями виселиц, звон чаш – лязгом костей оживших скелетов, улыбки тупых пьяных лиц – оскалом смерти.

Нигде и ни в чем уже не было ни жизни, ни красоты. Ах, как она устала, как устала…

Сибар-Син поднялся из-за стола и, подойдя к Телкизе, предложил проводить ее.

– Пожалуй, – ответила она, – а эти все… будь они все прокляты, прокляты…

– Не оскверняй свои уста, княгиня, они созданы для наслаждения.

– Но мне все опостылело, все. Какой-то бог, сжалившись надо мной, внушил мне мысль о последнем наслаждении, которого я еще не изведала… он внушил мне мысль о смерти…

Сибар-Син посмеялся ее сумасбродству и вместе с ней вышел на галерею.

Вдруг она остановилась и порывисто схватила его за руку.

– Слышишь, Сибар-Син?

Ападана оглашалась переливами арф и пением.

– Слышишь? – снова спросила она, судорожно сжимая его руку.

– Слышу, – кивнул он, – это хор иерусалимских юношей славит гимнами наших богов. Валтасар верит, что это навлечет гнев богов на потомков Авраама и Соломона, он верит, что так ему удастся изгнать Яхве из Вавилонии. А как ты думаешь, Телкиза, удастся это ему? Да и существует ли в природе этот самый Яхве? По моему разумению, боги охраняют только сильных, что им до такого униженного племени, как эти пленные иудеи?

– Оставим богов в покое, Сибар-Син. Я знаю только, что Валтасар считает Яхве своим заклятым врагом. Ты же слышал, как он сказал, будто и мое лоно обратил Яхве в пустыню и пепел. Не случись этого, он нарек бы меня царицей Вавилонии. Он гнусен, о, как он пресмыкается перед Эсагилой! Я просто с ума схожу – меня терзает жажда мести.

Гулкое эхо песни прокатилось под сводами галереи.

– От подобной музыки слабеет воля и рушатся замыслы, – заметил обольстительный вельможа, – но мы всегда были непреклонны.

– Право, Сибар-Син, что нам музыка… это для богов, а не для людей. – Она грустно вздохнула. – Я хотела тебе сказать…

Телкиза остановилась и умолкла.

– Мысли разбегаются… Вот сейчас внутренний голос шепнул мне: к чему помышлять о мести, не лучше ли снова невинной, простодушной девочкой играть в царской аллее разноцветными камушками?..

– Ты плачешь, Телкиза?

– О! – Она опустила ресницы и смахнула ими слезы.

– Тебе надо быть сильной. Крепись, ведь ты княгиня, а слабость пристала только рабам. Ты сказала, что жаждешь мести. Отомсти, и тебе станет легче. А детские годы не возвратить. Люди обязаны идти, идти и доиграть свою роль до конца.

– Идти и доиграть свою роль до конца… – повторила Телкиза. – Что ж, пусть так…

Она выдернула из висевшего на стене венка два нардовых стебля, размяла их в пальцах, пустила пушинки по воздуху, наблюдая их полет. Когда былинки опустились на примятые лепестки роз, женщина растоптала их ногой.

– Все суета сует… – молвила она печально и сокрушенно.

Телкиза провела рукою по холодному лбу.

– Теперь я жажду одного – смерти. Я хотела бы умирать долго-долго.

– Вино помутило твой разум, Телкиза. Только рабы мечтают о смерти.

– Я вернусь на женскую половину, – проговорила она чуть слышно и поспешила в другое крыло дворца, оставив Сибар-Сина одного.

Телкиза вернулась к пировавшим женщинам, заставив себя обворожительно улыбаться. Роскошная, ослепительная, она села за один стол со своими завистницами и восторженными почитательницами.