Вавилон

А наиболее ревностные его почитатели решились даже потревожить сон царицы, памятуя о том, какой печалью наполнилась ее душа, когда царь повелел заточить Даниила в цитадели Набопаласара до конца его дней.

Царица сказала с решимостью:

– Пусть идет и истолкует сон царя. Я же вознесу молитвы к моей богине, чтобы уберегла она его от гибели.

Она преклонила колени перед статуей Иштар в своей опочивальне, сокрушенно шепча страстные мольбы. В ночном одеянии, трепеща от волнения и глотая слезы, она простерлась перед богиней.

Между тем окруженный стражниками Даниил невозмутимо шагал по двору.

Его взор отметил лишь едва заметное колыхание плакучих ив, вереницей тянувшихся у входа в висячие сады Эсигиши, и мерную поступь вооруженных часовых на стене Арахту, стене Саргона Ассирийского, – единственные признаки жизни в царском дворце на заре нового дня, на заре небывалых событий.

Как ни странно, но здесь все еще было объято сном. Даже слуги глядели со своих подстилок сонными глазами. Обычно у водолеев к этому времени бочки были полны водой, теперь же работники мирно похрапывали подле своих воротов и веревок. Стражники священного дворцового водоема клевали носом, опершись на копья. Под сенью платанов как завороженные лежали нежные газели богини Иннины.

Тишина и покой властвовали здесь.

Ночные тени еще таились в царской опочивальне, когда стражники ввели туда Даниила.

Валтасар сел на ложе, а пророку указал на низкую скамью и уставился на него в упор. Ему почудилось, будто перед ним не пророк Даниил, а призрак самого Авраама, который во времена царствования Кадаштанхаби Первого из династии Касситов перебрался из Ура на реке Евфрат в страну Ханаан.

Бледный, в нимбе белых волос, Даниил сидел перед Валтасаром.

Царь откинул с груди покрывало, потянулся, протер тыльной стороной ладони глаза.

– Желаю, чтоб ты объяснил мне мой странный сон, – обратился он к Даниилу.

– Что ж, поведай мне его, царь, и я попытаюсь из хаоса видений извлечь зерно истины, которого ты жаждешь.

Будто глядя сквозь стену куда-то вдаль, Валтасар стал вспоминать.

Во сне ему привиделся город на склоне горы, обнесенный семью крепостными стенами разного цвета. Первая стена была белой, словно пена морского прибоя; вторая – черной, точно пласты угля в земле; третья – темно-красная, словно карбункул в перстне, который надел на палец своей пылкой возлюбленной Аннита, сын Путханы, правитель города Кушшар; четвертая была темно-синей, цвета мантии Таммуза, шагающего весной среди первоцветов; пятая – светло-алой, будто рассветное зарево над тамарисковой рощей; шестая – серебристой, как лезвие секиры, висящей на щите победителя; седьмая горела золотом, подобно трону, на который царь усадил своего любимого певчего.

За седьмым кольцом над его золотыми зубцами возвышался царский дворец. Стены его были отделаны кипарисовым и кедровым деревом, балки и квадраты потолка обиты золотыми пластинами, крыша покрыта серебристой черепицей. Неподалеку от дворца стоял храм богини Анагиты, его кровля из золотых плит и серебряных листов покоилась на позолоченных колоннах. Тут же всеми цветами радуги играли на солнце фонтаны, питавшиеся вечными снегами из источников эльвендских.

– Вот что увидел я во сне, – подчеркнуто сказал Валтасар. – Вот что я видел, не ведаю только, что это за город. – Он наклонился к старцу. – Седины говорят о твоей мудрости, скажи же, где блуждал я во сне, прошу тебя, потому что сон этот камнем лежит на моей душе. Говори всю правду, не бойся.

– Сон перенес тебя в Экбатаны, столицу персидского царя Кира.

– То были Экбатаны?

– Да, ты видел во сне Экбатаны, таковы они и наяву, мой путь часто проходил мимо их стен. Они ослепительны и великолепны. Второй по красоте город после Вавилона, как был некогда Вавилон вторым после Ниневии. Когда же Ниневия пала от руки Навуходоносора и Киаксара, Вавилон превзошел ее могуществом и красотой.

– Ты хочешь сказать, что с падением Вавилона Экбатаны превзойдут его могуществом и красотой?

– Истинно.

– Пока я жив, этого не случится, – нахмурился царь, – разве что после моей смерти, если наследник окажется недостаточно сильным. Нет, мой сон предвещает иное. Посреди того пышного града я видел трон… трон тот был свободен, а по ступенькам его подножия сбегали кровавые следы. Через горы, реки и пустыни они тянулись к самому Вавилону. С трудом передвигая ноги, шел я по этим следам. Мои подошвы прилипали к ним, на полпути я упал, изнемогая от жажды. Мне довольно было бы и пригоршни воды, но я взывал по-царски: «Хочу вина, налейте мне вина!»

– И ты испил его во сне, царь? – перебил его старец.

– Нет, не испил. Вокруг меня простиралась голая пустыня. Но когда Мардук стал призывать меня к себе, примчался бык небожителя Рамана, он распорол мне рогом бок, и…

– Кровь излилась из твоего тела?