Ватутин

На передачу дел времени ушло немного. Голиков торопился, не скрывал своей обиды, и Николай Федорович старался сгладить возникающую в таких случаях нервозность.

И вновь, как год назад на Северо-Западном фронте, Ватутин сразу поехал в войска. Вновь бессонные ночи, налеты вражеской авиации, пробки на дорогах, нестерпимая жара, пыль, смерть, поджидающая на каждом шагу. Он ездил из дивизии в дивизию. Вместе с командирами проводил рекогносцировку переднего края, изучал противника, соизмерял количество войск, подсчитывал свои возможности вплоть до роты и количества снарядов на батарею. Начальники штаба, разведки, инженерных войск, командующий артиллерией почувствовали на себе ватутинскую требовательность, компетентность, пристальное внимание даже к мельчайшим подробностям боевой жизни. Николай Федорович пришел к выводу, что многое еще напоминает сорок первый год, боевое мастерство и особенно подготовка командиров недостаточны. Танков и самолетов, артиллерии в войсках стало больше, наладилось управление, а значит, пора учить войска не только обороняться, но и наступать.

Встреча с Черняховским получилась дружеской, теплой. Генералы обнялись, расцеловались.

— Вот что, Иван Данилович, давай договоримся приказы впредь выполнять. Тебе командарм одно говорит, а ты другое, — шутливо нахмурил брови Ватутин. — Так недалеко и до партизанщины докатиться.

— Никак нет, товарищ командующий, — обиделся Черняховский. — Приказ для меня закон. Но я — живой, мыслящий человек. И если вижу, что приказ вреден, что за ним стоит гибель тысяч людей, а у меня в запасе отличный вариант, я должен бороться за свою идею против такого приказа. У нас, к сожалению, аккуратность, точность и требовательность часто путают с неумелым администрированием, стремлением неукоснительно выполнить букву инструкции. А это уже зло. Хотите, расскажу пример из моей практики?

— Что ж, изволь.

— Не так давно, когда в полосе моего корпуса гитлеровцы прорвались к одному тыловому складу, начальник его приказал склад сжечь, так как вывести имущество не было возможности. На складе находились новенькие кожаные регланы, сапоги, офицерское обмундирование. Летчики с соседнего аэродрома, узнав, что склад с минуты на минуту сожгут, прибежали к начальнику, просят заменить старое обмундирование на новое. И представьте, этот чинуша им отказал. «Не могу, товарищи, — говорит им. — Как хотите, не могу. У вас не вышел срок носки. Раздам, а меня обвинят в разбазаривании народного имущества. У меня приказ и согласно приказу составлю акт и сожгу». И сжег ведь, негодяй, склад, будучи в полной уверенности, что поступил верно. Я, как только об этом узнал, немедленно переправил этого интенданта ближе к передовой, чтобы он узнал на практике, какие у солдата сроки носки, да и ума поднабрался...

Ватутин весело рассмеялся:

— А ты, Иван Данилович, оказывается, либерал. У меня бы он мигом под суд угодил. Ну да ладно. Если говорить серьезно, действовал ты под Воронежем правильно. Для военного человека инициатива многое значит. Без нее не бывает успеха в бою. Ты, помнится, на северо-западе жаловался, что у тебя танков нет. Сейчас есть, а где же победы?

— Дело не только в нас, товарищ командующий. Командование армии не обеспечивает поддержку корпуса авиацией и артиллерией. Они почему-то считают, что танковая броня и так укроет, а мы несем большие потери, особенно от ударов с воздуха. В танке какой обзор? А в бою и того хуже. Да хоть бы пехоту давали для прикрытия...

— Еще причины?

— В корпусе совсем нет зенитной артиллерии и, значит...

— Ясно, — перебил Ватутин. — Ну а еще?

— А еще командиры бригад не обладают достаточным опытом в управлении крупными танковыми соединениями. К ним же отношу и себя. Опыта мало.

— Правильно, товарищ Черняховский. Это главное, и я с тобой согласен, кроме одного. Себя ты зря ругаешь. У Военного совета фронта на этот счет иное мнение. В общем, наводи порядок, учи комбригов, а пока будем прощаться.

— Есть, товарищ командующий. Сделаем все, что от нас зависит.

Черняховский тогда не придал особого значения последним словам командующего, а Николай Федорович твердо решил назначить молодого генерала на армию. Вскоре после этого разговора к Черняховскому приехал представитель штаба фронта. Иван Данилович лежал в землянке, укутавшись в бурку. Охваченный жесточайшим приступом малярии, он, несмотря на болезнь, продолжал руководить боем. Выслушав представителя штаба о своем назначении на армию, Иван Данилович решительно заявил:

— Отказываюсь. Рано мне еще. Есть генералы более опытные и достойные. Передайте командующему фронтом мою благодарность за доверие...

Но Ватутин сам в тот день навестил больного.

— Что это вы, товарищ генерал, вытворяете? — шутливо набросился он на Черняховского. — Командующий фронтом должен лично просить вас принять армию...

— Виноват, товарищ командующий, что оторвал вас от дел, но отказываюсь решительно. Я чуть более месяца командую корпусом, не набрался опыта. Есть более заслуженные товарищи, они могут обидеться.