— Настроение, как всегда, отличное, — неунывающим голосом ответил Чистяков.
— Что ты, отличное да отличное, по привычке, что ли?
— Нет, товарищ командующий. Вижу, что зверь захлебывается кровью, потому и настроение такое. Армия готова к предстоящему наступлению: уточнены задачи, определены рубежи развертывания и атаки, организовано взаимодействие между корпусами и частями, пересмотрен график артиллерийской подготовки и сделано всё для чёткого управления войсками в бою.
Бодрый голос был и у командующего 5-й гвардейской танковой армией генерал-лейтенанта Ротмистрова, хотя его армии пришлось в сжатые сроки решать самые сложные задачи. Павел Алексеевич доложил о том, что провел с командирами корпусов рекогносцировку района действий и поставил им боевые задачи. Главные силы армии — все четыре танковых корпуса — 2, 18, 29 и 2-й гвардейский Тацинский развернуты в первом эшелоне западнее и юго-западнее Прохоровки, на фронте до 15 километров. Во втором — задействован 5-й гвардейский Зимовниковский механизированный корпус.
— А что у тебя в резерве, Павел Алексеевич? — спросил Ватутин Ротмистрова.
— Оставляю части передового отряда и 689-й истребительно-противотанковый артиллерийский полк. Командование резервом возлагаю на своего заместителя генерал-майора Труфанова.
После уточнения у Ротмистрова еще некоторых деталей предстоящей схватки с гитлеровцами Николай Федорович связался с командующим 5-й гвардейской армией генерал-лейтенантом А. С. Жадовым. Он сообщил, что на усиление армии прибыли минометная и гаубичная артиллерийские бригады.
— Только боеприпасов у них маловато, товарищ командующий, — посетовал Жадов, — меньше половины боекомплекта. Но на первые сутки должно хватить.
— Поможем, Алексей Семенович, не переживай, — успокоил его Ватутин. — Главное, чтобы твои стрелковые корпуса не подвели.
— Не подведут, — заверил Жадов. — В настоящее время большая часть офицеров штаба и управлений армии, политотдела находится в соединениях и частях для того, чтобы помочь их командирам подготовить подчиненных к выполнению поставленных задач.
Последние часы перед решающими событиями Николай Федорович провел в переговорах с командующими других армий и корпусов, терпеливо выслушивая их доклады и отдавая необходимые распоряжения. А с шести часов утра практически вся полоса Воронежского фронта наполнилась гулом самолетов, ревом боевой техники, залпами орудий, взрывами снарядов и мин, дробным треском автоматных и пулеметных очередей.
Первыми огласили тишину «мессеры», очищая воздушное пространство. Следом в небе появились десятки «юнкерсов». Блеснув на солнце стеклами кабин, словно зеркалами, бомбовозы волна за волной начали накатываться на позиции советских войск. Земля вздыбилась от разрывов бомб, в различных местах загорелись хлеба. Но асам люфтваффе отбомбиться не дали — в небе появились звенья советских истребителей. Над полем боя завязались жаркие бои. Одна за другой запылали машины «стервятников Геринга», подбитых «сталинскими соколами». А уцелевшие, сбросив куда попало бомбы, поворачивали назад. Тут же наступил черед советских бомбардировщиков, которые в сопровождении истребителей начали громить скопления танков врага, его огневые позиции. Дальше грянули первые залпы артиллерии...
Павел Алексеевич Ротмистров, на армию которого 12 июля выпали самые трудные испытания, вспоминал: «Еще не умолк огневой шквал нашей артиллерии, как раздались залпы полков гвардейских минометов. Это начало атаки, которое продублировала моя радиостанция. “Сталь”, “Сталь”, “Сталь”... Тут же последовали сигналы командиров танковых корпусов, бригад, батальонов, рот и взводов.
Смотрю в бинокль и вижу, как справа и слева выходят из укрытий и, набирая скорость, устремляются вперед наши славные “тридцатьчетверки”. И тут же обнаруживаю массу танков противника. Оказалось, что немцы и мы одновременно перешли в наступление. Я удивился, насколько близко друг от друга скапливались наши и вражеские танки. Навстречу двигались две громадные танковые лавины. Поднявшееся на востоке солнце слепило глаза немецких танкистов и ярко освещало нашим контуры фашистских танков.