Нельзя было и метра пройти, не наступив на раненого товарища или на мертвое тело. А самое ужасное – громкие стоны раненых и умирающих… Наше каре стало настоящим лазаретом, наполненным мертвыми, умирающими и покалеченными солдатами. С виду кавалерийская атака выглядела очень грозно, но на деле приносила облегчение, потому что пушки переставали стрелять в нас во время атаки.
Как ни странно, Ней продолжал атаковать. Ни одно каре так и не было сломано, но он упорно вел всадников вверх, под перекрестный мушкетный огонь хорошо обученной пехоты. И настаивал, чтобы участвовало как можно больше людей, пока атака не стала почти такой же масштабной, как при Эйлау. Теперь 9000 кавалерии шли против 20 000 пехоты. Ней увидел бригаду карабинеров (тоже в стальных нагрудниках), ожидавшую приказов в низинке возле Угумона. Их командиру, генералу Бланшару, Келлерман приказал не участвовать в этом безумии. О том, что произошло после этого, вспоминал Келлерман:
Маршал Ней прискакал в бригаду и пришел в ярость, оттого что они ничем не заняты. Он приказал им брать приступом семь или восемь английских каре со значительным количеством артиллерии на флангах. Карабинерам пришлось подчиниться, но их приступ успеха не имел, а половина бригады осталась лежать на поле боя.
«Лучшее, что есть во Франции», – удовлетворенно сказал генерал Фуа, глядя, как мимо него движется кавалерия навстречу своей судьбе. «Я глядел на их золотые нагрудники, – писал французский пехотный офицер о кирасирах. – Они проходили мимо меня, и больше я их никогда не увидел».
Тем временем кавалерия задержалась между союзными каре. Они подставлялись под огонь пехоты, потому что знали – лучшее время для нападения на каре сразу после залпа, пока задние ряды перезаряжают ружья, именно так было сломано каре при Ваграме. Однако британская пехота была обучена стрелять повзводно или поротно и не оставляла им шансов. Они налетали на каре, получали залп, затем их встречала британская легкая кавалерия, ожидавшая позади пехотного строя. Группа французов попыталась уйти обратно, мимо плюющихся мушкетным огнем каре, проделав круг за Угумоном и вернуться в свою часть долины. Это были кирасиры, их кони устали, многие были ранены, но всадники решили, что затопленная дорога выглядит достаточно безопасно для отступления к французским позициям. Вот только безопасной она не была. Дорогу преграждала засека, а возле нее поджидали 51-й полк, йоркширский батальон и брауншвейгский полк. Сержант Уильям Уилер из 51-го спустя пять дней в письме к родителям рассказывал о том, что произошло:
Мы увидели, что они подходят, изготовились, открыли огонь, и вся работа была закончена в один миг. Мы перезарядились, дым рассеялся, но ни одного-единственного человека на ногах больше не осталось на нашем участке. Одного из них пытались прикончить брауншвейгцы, но его спас капитан Джон Росс. Я пошел поглядеть, что наделала наша стрельба, и никогда я не видел, чтобы на таком небольшом пространстве валялось около сотни людей и лошадей. Тем, кого застрелили насмерть, повезло, потому что нашу работу быстро доделывали раненые лошади, которые бились в агонии и сучили ногами.
Уилер заметил только одного выжившего, но на самом деле их было намного больше, и майор французской пехоты видел, как они вернулись на свой край долины.