Многих удивляет, почему же герцог Веллингтон не усилил занимаемый им низкий гребень земляными укреплениями, особенно бастионами, которые могли защитить его артиллерию от императорской, сильно превосходящей по количеству пушек? Было бы трудно построить бастионы во время проливного дождя, хлеставшего в ту ночь, но все же осуществимо. Возможно, укреплений не было выстроено потому, что герцог не хотел вынудить Наполеона обойти британские позиции с фланга. Герцог хотел, чтобы его атаковали в лоб. В случае прямой схватки пехота против пехоты Веллингтон был полностью уверен как в своих «красных мундирах», так и в батальонах Королевского германского легиона. «Этих, – как он позже сказал кому-то, – у меня более чем достаточно». Однако среди пехотинцев было и слишком много необстрелянных, неопытных, и заставлять их покинуть комфортный обратный склон и маневрировать на открытой местности под пушечным обстрелом перед ветеранами Наполеона значило обречь их на панику и разгром. Герцог опасался открытого правого фланга за Угумоном, поэтому не предпринял ничего, чтобы сделать гребень неприступным. Он хотел атаки вдоль дороги и лобового столкновения.
Наполеон же хотел уничтожить армию Веллингтона и вполне доходчиво описывал предполагаемую тактику:
Огонь моей артиллерии и атака моей кавалерии заставят врага открыть позиции. И когда станет понятно, англичане дают слабину, я направлю прямо на них Старую Гвардию.
Император лицемерил. На самом деле он планировал ослабить линию Веллингтона, прежде чем обрушиться на него с массивной, всесокрушающей атакой, которая пробьет центр герцогской армии. Это значит, он собирался сделать ровно то, чего Веллингтон от него и хотел. Император пообещал, что к полудню все закончится, но ему пришлось ждать, пока подсохнет земля, значит, теперь все должно закончиться часам к пяти.
Но как ослабить центр британо-голландской армии? Прежде всего пушками. Великими пушками, которые могут рвать батальоны в клочья, как они разнесли беззащитную прусскую пехоту на склонах возле Линьи. Веллингтон расположил большую часть своей пехоты за гребнем, что снижало эффективность бомбардировки, но император запланировал также отвлекающую атаку, дотаточно внушительную, чтобы заставить Веллингтона укрепить правый фланг за счет центра. То есть атаку на Угумон – комплекс строений с правого фланга Веллингтона, крепость, которая, как опасался фон Мюффлинг, была недостаточно укомплектована людьми. Наполеон решил, что если он пригрозит взятием Угумона, то Веллингтону не останется ничего другого, как спустить с гребня часть солдат, чтобы укрепить Угумон. Это «укрепление» оставит гребень открытым для настоящей атаки, ошеломляющей атаки, которая прокатится через долину и окончится взятием Мон-Сен-Жана.
В итоге битва началась возле Угумона, столкнув подполковника Джеймса Макдонелла, Колдстримского гвардейца, и Его Величество Жерома I, милостию Божией короля Вестфалии, принца Франции, князя Монфортского, а если бы всех этих титулов не было, он все равно оставался бы братом Наполеона. Он был младшим в семействе, но, как и все братья Наполеона, поднялся до немыслимых высот благодаря покровительству императора. Жозеф, старший из братьев, стал королем Испании, Люсьен сделался князем Канино и Музиньяно, Элиза – великой герцогиней Тосканской, Луи – королем Голландии, Полина – принцессой Боргезе, Каролина – королевой Неаполя, а Жером, проще говоря, король Вестфалии, теперь был генералом дивизии в армии своего брата. Отношения между братьями часто бывали натянутыми, потому что Жером отличался расточительством и мотовством. В 1815 году ему был 31 год, но сложности в отношениях с братом у него начались гораздо раньше, в 19. Тогда он повстречал американку, Элизабет Паттерсон из Балтимора, и женился на ней. Этот брак привел Наполеона в бешенство. Он хотел для своих родных династических браков, а не чего-то тривиального вроде любви, поэтому настоял, чтобы брат бросил Елизабет, вернулся во Францию и развелся. Элизабет или, как ее называли, Бетси, уехала в Лондон, где в Камберуэлле родился ее сын, Жером Наполеон Бонапарт II. Конечно, британцы были рады приютить Бетси и воспользоваться этой историей, чтобы поставить императора в неловкое положение. «У тебя много амбиций, – писал Наполеон Жерому в 1809 году, – немного ума и очень мало хороших качеств, но ты испорчен тупостью, огромным самомнением и ничего толком не знаешь. Боже мой, тебе едва хватает соображения, чтобы говорить и писать как следует».
Четыре года спустя, вернувшись из провального похода в Россию, где Жером потерпел жестокое поражение, император дал волю более строгим суждениям: