Васюган — река удачи

Улетучилось, растворилось болезненное состояние. Парень радовался, что и на этот раз пересилил, оборол нежданно пришедший грипп. Может, он отступил, затих на время? Навалится ночью на спящего, свяжет по рукам и ногам.

Операторы в комнате спали. Дым от вонючих дешевых сигарет не улетучился. Пришлось открыть настежь дверь. После улицы, адского мороза тепло расслабило тело. Постель желанно приняла уставшего человека, по ночь не насылала на него сон.

Теснились в голове разрозненные воспоминания. Прорисовывались знакомые лица. Мелькали трубы, станки-качалки, звезды, буровые, сугробы, болота, машины — все, что изо дня в день, из вахты в вахту попадалось на глаза, запечатлевалось в мозгу.

Много больших и малых обид перегорело в душе Родиона за его двадцатисемилетнюю жизнь. И унижали. И обижали. Обманывали и обворовывали. Исчезала из кармана последняя пятерка. Но не исчезала из человека вера, что честных и добрых людей все же больше.

Он знал: сила рук будет его союзницей в жизни. Накапливал ее в себе, как накапливает влагу весенний снег.

С дядей Сашей встреча произошла за ремонтными мастерскими.

Волосы у него уже не кучерявились, свисали нечесаными космами. Смуглое когда-то лицо почернело, покрылось крупными угрями. Подошел вразвалочку с растопыренными для драки руками. Родион напряг мышцы, стал в боксерскую позу. Годы, спорт, работа сделали его крепким удальцом. Он полыхал силой. Не мог не усмотреть ее в сбитом, рослом парне бывший рецидивист. Карнаухов видел, как неуверенно, робко подходил он к нему. Остановился в метре, оценивающе посмотрел на молодого вахтовика. Неужели он ощупывал когда-то его слабые ключицы и ребра, сжимал мягкие шейные позвонки. Сейчас этот малый может сам так нажать на позвонки — шея захрустит.

— Давай сперва объяснимся, — явно тушуясь, начал дядя Саша. — Ты зачем меня выдал?

— Не хотел из-за такого подонка, как ты, в колонию попадать. Ограбил женщину. Кольца, серьги прихватил.

— Не вспоминай про дело. Что схлопотал за него — все мое было. Жил и буду жить не по библейской истине. У меня своя библия. Свой устав: рука берущего да не оскудеет. Рука дающего нынче скупа. А мне крохи денежные не нужны.

— Ты врал нам про секретный спортклуб. Школой воров — вот как надо было окрестить твое логово. Трое в колонию угодили из-за тебя. Твердил нам: кара-тэ, кара-тэ. Кара — ты. Каратист-садист. Вот кто.

— Хочешь, я тебе всего лишь одним пальцем кишки выпущу.

— Подходи! Жду! Поглядим: перешибет ли твоя плеть мой обух. — Показал крупный литой кулак.

— Зачем мой спирт вылил?

— Так ударная стройка распорядилась.

Мужик чуял нутром: начинать драку рискованно. Тюрьма, прошедшие годы, убавили в нем силенку и ранешний пыл. «Этот комсомольчик, — думал он, — так изметелит, что угри повыскакивают». Однако посчитал нужным вновь припугнуть парня:

— Ну что ж, ударник труда, ходи пока живой. Разрешаю.

— И ты ходи… пока земля носит…

Ворочается в постели Родион, вздыхает, вытирает полотенцем потный лоб. Вновь из глубины тела выплыл грипп, начинает с лежащим расправляться. Пляшет перед глазами, булькает металл. Искры мельтешат над глазницами, улетают к темному потолку комнаты. Значит, работа, мороз не отсекли болезнь — приглушили ее.

Надо думать о чем-то хорошем. Не заводить мысли в глухие тупики. В городе Стрежевом жена, пятилетний сын Лешка: лучше этих светлых дум жизнь не изобретет. Отец представил тугое, белое пузцо мальчонки. Захотелось домой. Там напоили бы его сейчас крепким чаем с малиновым вареньем. Остудили лоб нежной ладонью.

Оператор Ванюха раздражает больного негромким, но затяжным храпением, словно несмазанные шестеренки притираются друг к другу. Парень носит на шее для форса маленький алюминиевый крестик. «Спаси и помилуй» написано на нем. Тетка Родиона тоже носила крестик, даже золотой. Однако господь не спас ее, не помиловал — попала под машину. Поговаривали: сбили ее. Человек под могильным холмиком молчалив… ставится крест над судьбой и над многими тайнами.

«Спаси и помилуй». Карнаухов видел в этих словах не божественное — человеческое начало. Люди спасают себя и других от бед и напастей. Люди и никто другой. Человек — истинный служитель Земли и мира… Только он может спасти и помиловать сегодня современный, усложненный мир. Людям под силу не ввергнуть планету в жуткую бездну. Для Вселенной Земля — слободка. Уголок общей людской надежды. Другое, самое отдаленное время не сделает подобный слепок нашей Земли…

Карнаухов силится представить огромный мир без себя, своего Лешки, без доброй любящей жены. Без этой ударной стройки, где обрел много настоящих друзей и крепкую уверенность в жизни. Нет, невозможно исчезновение этого мира миров, окутанного сейчас сугробами, звездами, неимоверным холодом.

По придет же когда-нибудь весна. Перехитрит долгую сибирскую зиму. Сплавит по рекам снега и льды. В содружестве с вечным солнцем спасет и помилует новые цветы и новые травы. Помилует все людские души, заблудшие в пути, на перепутьях сложной жизни.