Дело свое он делал молча и старательно, и Авдотья опять нарадоваться на него не могла.
"Значит ушла из него дурь эта. Бабушка Ненила помогла, что ли?" и Авдотья отнесла ворожее мешочек крупицы.
— Снова работничек, как надо быть, — говорила она соседке. — А испугалася я, милая… В школу, да в школу… Знать ничего не хочет. Одно все твердит — "в школу".
— Ненила — она все умеет. Так заговорит, что и забудет человек, чего хотел, — говорила соседка.
Проходили дни. Густая серая завеса осенних дождей затянула деревню. На улице редко кого увидишь. И ребята охотнее, чем раньше, бегали в школу.
А Вася и в свободные часы не слезал с печки. Он был как будто болен со времени своего неудачного бегства. Новую книжку, данную ему Верой Петровной, он запрятал среди хлама и не прикасался к ней.
Авдотья скоро заметила его молчание, его тоску. Опять бегала она к бабушке Нениле; опять приходила Ненила и шептала над сонным Васей, и Авдотья платила ей из своих запасов то крупою, то картошкой.
Но Вася не выздоравливал.
Уже и зима легла настоящая, и толстым снежным ковром затянуло поля.
Ребятишки играли в снежки, лепили баб, катались на салазках.
Вася не слезал с печки. Он похудел и посерел. Исчезла его прежняя живость, блеск глаз, настойчивость. Он словно окончательно покорился матери. Но вместе с тем он стал слабее, вяло и неохотно работал.
И вот однажды, незадолго до рождества, когда деревня, словно убаюканная, тихо лежала под снежным покровом, а ребята играли на улице снежками, в избу к Авдотье снова пришла учительница Вера Петровна.
Она не забыла Васю и говорила о нем с товарищами из сельсовета. Ей предложили опять попытаться уговорить Авдотью.
Авдотья встретила Веру Петровну еще сдержаннее и враждебнее, чем в первый раз. Она словно колючей проволокой отгородилась своей враждой, и Вера Петровна сразу поняла, что попытка ее опять ни к чему не приведет.
— Здравствуйте, — входя в избу, сказала Вера Петровна.
— Здрасте вам, — холодно ответила Авдотья, не приглашая сесть.
— А я к вам опять по тому же делу.
— Знаем дела эти… И напрасно беспокоились. Все едино напрасно, — поджав губы, сказала Авдотья.
— Послушайте, Авдотья, — решительно заговорила Вера Петровна, садясь на скамью, — что делаете вы с мальчиком?! Где Вася? Вася! — громко позвала она.
Вася уже с самого момента прихода Веры Петровны слез с печки и стоял за ее спиной, вперив в нее глаза и жадно ловя каждое ее слово. Теперь он подошел ближе.
— Вы знаете, что вы делаете с мальчиком, — горячо говорила Вера Петровна. Посмотрите, на кого он стал похож. Был здоровенький мальчик.
Теперь больной какой-то, вялый. Если вы не отпустите его в школу, вас заставят.
— Эге… заставят… Кто? А кто мужика моего вернет? — распаляясь и стуча кулаком по столу, кричала Авдотья. — Мой парнишка, моя над ним воля. А моего согласия на школу не будет!
И опять видела Вера Петровна, что не сдвинуть ей Авдотью с ее точки, что сильнее разума в ней упрямство и темное неведение.
— Да ведь, Авдотья, послушайте, — стараясь быть мягче, убеждала Вера Петровна, — ведь вы его пользы лишаете. Ведь разве такой был у вас Вася?
Вася с замирающим сердцем следил за матерью и учительницей. В широко раскрытых глазах ожидание и трепет, и губы дрожат мелкой дрожью.
— Испортила ваша школа мальчонка, вот что, — кричала Авдотья. — Жили без школы, и не надо нам…
Все уговоры были напрасны.
Вера Петровна поняла, что Авдотью не пронять словами. Возбужденная, усталая поднялась она и обернулась к Васе. Его лицо было перекошено дикой ненавистью.
— Не пустишь?! Сам пойду… Работать не буду, — звериным криком кричал Вася. — Не имеешь правов… В совете сказали — заставят. Не имеешь правов задерживать.
— На мать, опять на мать?! Успокоился было, а тут шляются, будоражуть… бью, — визжала Авдотья, вся дрожа от гнева.
Вера Петровна сама готова была разрыдаться. Она дрожащими руками натянула шляпку и вышла из избы.
— И не извольте беспокоиться больше, слыште, — резко крикнула вдогонку Авдотья.
Вера Петровна уже была на улице.
Посещение Веры Петровны словно разбудило Васю. Придавленность, в которой он жил со времени своего неудачного бегства, как-то вдруг исчезла, уступив место новой вспышке энергии.
После ухода учительницы Вася долго рыдал, забившись в угол.
"Значит, не видать ему школы. Без него учиться будут!" — новые рыдания подступали к горлу. — "И, значит, от ребят он как бы в сторонке".
Вася сразу перестал плакать, сел, протер кулаками глаза, полез на печку и нащупал в углу ее новую книжку.
— Ну, ладно…
С решительным видом соскочил на пол и с книжкой в руках присел к столу. Брови его насуплены, глаза глядят сердито. В нем зреет какая-то решимость.
Подоив корову, мать ушла к соседке поболтать. Уже спала сестренка. И никто не мешал Васе заглянуть в новую книжку.
Дрожащими руками прикасался Вася к новым, еще пахнущим краской страничкам. Написано про все, все новое.
Небольшая керосиновая лампа висит на гвозде у двери. При слабом свете ее Вася склонился над столом. Водя пальцем по странице, он читает: "Новая школа, Работник"…