Васильки

Он дурманит как ром и читающий пьян,

Дочитал – и рассеялся сладкий туман,

Не устал – перечитывай снова).

Ну а Гордость устала, роман надоел

И к Любови – увы! – охладела.

А Любовь – что поделать, таков, знать, удел —

Разлюбить и забыть не сумела.

Жизнь имеет свой план, и роди́лось дитя,

Ворвало́сь в этот мир, иль прокра́лось.

И, быть может, отцовские чувства так льстят,

Только Гордость осталась – играя ль, шутя, —

Превратившись из Гордости в Жалость.

Что ж, семья так семья. И Любовь зацвела,

И в заботы, и в быт окунулась.

Но, хоть Жалость бездельницей и не слыла,

Равнодушием вдруг обернулась.

Повздыхала Любовь, погрустила тайком,

Да подушкою вытерла слезы.

«Значит, это мой крест, жить с таким мужиком», —

Размышляла она и мечтала о том,

Что воскреснут увядшие розы.

И Любовь пуще прежнего холила дом,

Свое чувство сверяя с терпеньем.

Ну а муж лишь совсем изменился лицом —

Равнодушие стало Презреньем.

«Ей ну все нипочем, – думал муж о жене, —

Ей в лицо наплюешь – улыбнется».

Хоть не мерился он добродетелью с ней,

Не хотел для нее выше быть и сильней —

Все равно был ей светом в оконце.

Все усилья Любви унеслись в пустоту —

Ведь мелодия гибнет без такта.

А Презренье последнюю стерло черту,

Превратившись вдруг в Ненависть как-то.

Так Любовь и с ней Ненависть вместе живут

Как в иссушенном зноем колодце.

И вы спросите: как же дитя их зовут?

Он Цинизмом с рожденья зовется.

Оставайтесь собою всегда, до конца,

И не потчуйте ближнего ядом.

Не скрывайте под маской живого лица,

Лучше пусть ваш ребенок растет без отца,

Чем с Презреньем иль Жалостью рядом.

От Любви и до Ненависти только шаг;

Не петляйте, коль чувство не прочно.

Будьте честным во всем – ложь первейший наш враг,

А иначе пойдет все неверно, не так,

Если первый ваш шаг был неточным.

15-17 мая 2003

Пишите письма

На крыльях снов качается рассвет,

И снова тает звезд холодных россыпь.

Зачем мы здесь? – кто может дать ответ,

И почему нас мучают вопросы?

Нам не поможет созданный кумир.

Пойдем след в след за добрым верным другом.

И прежде, чем объять пытаться мир,

Себя познать придется. Круг за кругом.

Спроси́те – и услышите ответ.

Лишь только СЛУШАТЬ нужно научиться.

Нельзя бояться вдруг услышать «нет» —

Такой ответ нам тоже пригодится.

Глаза и уши нам, бывает, лгут.

Нельзя терять терпенья и упрямства.

Пишите «Письма» – и они дойдут,

Преодолев запретное пространство.

Пусть тишина натягивает нерв,

Пусть только эхо нам в ответ смеется.

Вдруг на другой, неведомый манер,

Когда-нибудь нам Вечность отзовется?

23 июня 2003

Всерьёз

Андрею

Жил на свете чудак не от мира сего.

Я всю жизнь с ним, наверно, дружил.

Чудаком не считал он себя самого,

И как думал, так, в общем, и жил.

Он картины писал – он художником был —

И раскрашивал мир за окном.

Он был занят всегда, но совсем не спешил,

Успевая везде и во всем.

Кукол он мастерил и куда-то девал —

Может, просто раздаривал всем.

«Оживают они, – подмигнув, объяснял. —

Оживляют и нас. Но не всех».

Идя следом за ним, отставал вечно я,

Пот ронял и дышал горячо.

Он всегда поджидал терпеливо меня,

Улыбаясь мне через плечо.

И не мог я понять, как он Время провел

Вокруг пальца, как кольцами дым.

Словно это не он вдоль по времени шел,

А оно семенило за ним.

Как-то раз его тайну я все же узнал

(Будто вспышка блеснула во мгле) —

Он ручные часы из кармана достал

И забыл, положив на столе.

Целый день за часами следил я тайком,

Часто пряча испуганный взгляд:

То стояли они, то пускались бегом,

То вращали вдруг стрелки назад.

Он вернулся, и встретились наши глаза.

Он не стал напускать мне туман.

«Торопись повзрослеть», – он всего лишь сказал

И часы снова спрятал в карман.

Он от этого мира порой уставал

И чудил, упиваясь мечтой.

А однажды он красками пририсовал

Два крыла за своею спиной.

Я смеялся над ним до икоты, до слез,

К крыльям тем прикасаясь рукой.

Он шутил мне в ответ, только взял и всерьез

В небо взмыл над моей головой.

Я смотрел ему вслед и не верил глазам,

А он крыльями рвал облака.

Я рукою блуждал в забытьи в волосах,

Не заметив, что в краске рука.

…Жил на свете чудак с беспокойной душой,

Пряча тень от рисованных крыл.

И однажды, задумавшись, в небо ушел.

И дверей за собой не закрыл.

Он все делал всерьез, даже если шутил,

И смеялся как будто навзрыд.

Он воздушные замки из ветра кроил,

Сам имея монашеский скит.

Я чуть-чуть не дошел, не догнал, не доплыл…

Вот и время теперь как зола.

Вдруг все то, что он мне не всерьез говорил,

Это чистая правда была?..

Я ощупывал спину, у зеркала встав,

И примеривал кисти в руках.

И я понял теперь: был во многом он прав.

И не запер ту дверь в облаках.

10-15 июля 2003

Ощущенье полета

Над головой перелетные птицы

Взмахами крыльев приветствуют ветки.

Мне же твое одиночество снится

С небом чужим, разлинованным клеткой.

Книги сорвались с насиженных полок,

Лестницей в Вечность натянуты строки.

Где тот непонятый мной орнитолог,

Окольцевавший тебя ненароком?

Облаком рваным прикрыто бездонье.

Звезды – застывшие капли мгновений.

Ветер своею щекотной ладонью

Ласково треплет твое оперенье.

Я, закрывая глаза, тебя вижу,

Как наяву. А когда засыпаю,

Ты словно ветер становишься ближе —