Василий Шульгин: судьба русского националиста

Действительно, в привычную экономическую жизнь вторгался новый сильный участник, готовый вести дело исключительно ради получения высокой прибыли и не намеренный учитывать интересы местных жителей. Для подавляющего же числа крестьян, которые лишь в минимальной степени задумывались о рынке, подобное вторжение сулило появление новых помещиков, но уже не связанных никакой традицией и поэтому безжалостных.

Однако не все было так просто. Критическое отношение к иностранному капиталу и обвинения в «скупке России» были вообще присущи широким кругам, занимающимся сельским хозяйством. Обсуждение вопроса о покупке земель и об участии в правлении акционерных обществ лиц иудейского вероисповедания носило очень острый характер. С одной стороны стояли традиционалисты, а с другой — торгово-промышленная элита. Все понимали, что нельзя отпугивать «иностранный и инородческий капитал», что многие частные банки, инвестирующие в промышленность, принадлежат евреям, но…

Кроме того, вызрела еще и общероссийская политическая конкуренция, так как отечественный промышленно-торговый класс искал в европейских партнерах защитников своих интересов в соперничестве с аграриями, опирающимися на «ханскую ставку» и на «национальные традиции».

Реальное же соотношение утечки валюты и получаемой выгоды отразилось в материалах Совета съездов (журнал «Промышленность и торговля». 1908. № 17): «Казна, земство, железные дороги, рабочие получают в общей сложности суммы, ради которых можно примириться с уходом дивиденда за границу, явлением по существу временным». То есть признавалось продуктивным присутствие заграничного капитала.

А. И. Коновалов сказал в Думе в середине 1913 года: «Кто бы ни стоял во главе торгово-промышленного ведомства в данный момент, будь то лицо из нашей бюрократии, или из среды общественных деятелей, при настоящем нашем режиме, при настоящем нашем полицейском строе, он будет не в силах проводить в полной мере ту здоровую экономическую политику, которая отвечала бы интересам экономического возрождения нашей страны»^[133].

Сейчас речь шла не о конкуренции, а о союзе против коронной власти. В целом картину российского экономического бытия можно было описать одним словом: раскол.

И в этом положении огромная ответственность ложилась на императора, правительство, на политическую элиту. Короче говоря, требовались героические личности.

18 апреля 1914 года консерваторы торжествовали победу: император утвердил новые правила, согласно которым акционерные компании получили право покупать всего лишь до 200 десятин внегородской земли; приобретение бо́льших площадей допускалось после согласования с МВД, Главным управлением землеустройства и земледелия и в некоторых случаях с Военным министерством. Компании, приобретавшие земли для строительства торгово-промышленных предприятий вне черты оседлости, могли иметь евреев в составе правлений в меньшинстве; компаниям, занятым эксплуатацией земли и ее богатств в тех же местностях, иметь евреев в составе правлений не разрешалось; участие евреев в капиталах и доходах компаний не ограничивалось.

В ответ была инспирирована волна протеста: в печати и в письмах различных союзов предпринимателей (сахарозаводчиков, лесоразработчиков, горнопромышленных) в Совет министров выражалось несогласие с данным решением. Указывалось, что новые правила ограничивают поступление в страну «не только еврейского, но и иностранного капитала, агентами которого евреи часто являлись».

16 июля 1914 года, за две недели до начала Первой мировой войны, император был вынужден отменить новые правила. Российский финансово-промышленный капитал победил. «Купец Калашников» одерживал верх над царским «опричником Кирибеевичем».

Эта победа, несмотря на ее кажущуюся локальность, сравнима с Манифестом 17 октября 1905 года, превратившим Россию в конституционную монархию.

Можно сказать, что правительство, что бы оно ни делало в области экономики, всегда получало еще и неожиданный удар. Так, недостаточное развитие промышленности и растущие потребности экономики вынуждали его поддерживать отраслевые синдикаты («Продамет», «Продуголь», «Продвагон» и др.), что оборачивалось удушением не столь крупных производителей и монопольным ростом цен. А это, в свою очередь, заставляло Совет министров принимать ограничительные меры против собственных же партнеров-монополистов. К тому же взаимодействие чиновников и промышленников создавало широкий простор для коррупционных сделок. Например, ревизией сенатора Д. Б. Нейгардта (свояка П. А. Столыпина) была вскрыта коррупция на государственных заказах в транспортном и военном машиностроении за период с 1901 по 1909 год.