Как видим, все эти проблемы отличаются большей конкретностью, чем программы других русских объединений. Однако коронная власть никогда не воспринимала чаяния своих православных подданных в качестве обязательных для исполнения, будучи не чисто русской, а имперской властью. Националисты этого не понимали или не хотели понимать.
Наибольшей поддержкой ВНС пользовался в юго-западных и западных губерниях, где русские землевладельцы и городская элита ощущали как экономическое, так и культурное и политическое давление со стороны инородческого элемента (польских помещиков, еврейских предпринимателей, украинской интеллигенции и т. п.).
Соответственно, региональным центром был Киевский клуб русских националистов, в котором яркую роль играли Д. И. Пихно, В. В. Шульгин, один из лучших сотрудников «Киевлянина» А. И. Савенко. Влияние южнорусских националистов возрастало.
А «русская проблема» в империи постепенно обострялась. В исследовании современного историка Бориса Миронова это выглядит так:
«Составной частью национальной политики являлось то, что правительство с помощью налоговой системы намеренно поддерживало такое положение в империи, чтобы материальный уровень жизни нерусских, проживающих в национальных окраинах, был выше, чем собственно русских, нерусские народы всегда платили меньшие налоги и пользовались льготами…
Юдо-, армяно- и германофобия противоречила стремлению центрального правительства к полной правовой, административной и культурной интеграции империи и в принципе не поддерживалась им. Евреи и отчасти армяне и немцы по инициативе снизу превращались в „козлов отпущения“ за все социальные и экономические проблемы, вызванные ускоренной модернизацией, и за просчеты, совершенные правительством во внутренней политике; антисемитизм выполнял важную социальную функцию — служил шлюзом, через который выходило массовое недовольство. Дискриминация евреев усилилась после убийства Александра II, в котором принимала участие еврейка… Обсуждая в Кабинете министров в апреле 1881 г. еврейский вопрос, председатель Комитета Н. Х. Рейтерн заявил: „Нужно защищать всякого от незаконных посягательств. Сегодня травят и грабят евреев, завтра перейдут к так называемым кулакам… Потом может очередь дойти до купцов и помещиков. При подобном бездействии властей возможно ожидать в недалеком будущем развития самого ужасного социализма“…
Среди наиболее активных революционеров, сосланных в Сибирь в 1907–1917 гг., на долю русских приходилось около 40 процентов, а на долю нерусских — 60 процентов… Латыши были в 8 раз активнее русских, евреи — в 4, поляки — в 3, армяне и грузины — в 2 раза. Остальные народы проявляли слабую революционность. Наименее активными были украинцы и белорусы. Первые были в 3 раза менее активными, чем русские, вторые — в 11 раз. В „антиэлите“ — среди руководства революционных организаций — всюду преобладали лица нерусского происхождения…
Проводимая с начала XX века политика русификации была направлена не на улучшение положения русских, как можно подумать, а на национальную интеграцию государства, так как русские (без малороссов и белорусов) уже составляли 45 процентов населения России, а нерусские проявляли настойчивое стремление к автономии.
По уровню грамотности русских опережали прибалтийские народы, поляки, евреи, финны и даже волжские и крымские татары, которые активно использовали письменность как средство сохранения своей национальной идентичности. Нерусские были значительно шире, чем русские, представлены среди людей квалифицированных профессий. Жизненный уровень русских был одним из самых низких в империи. Наконец, начиная с 1830 г. нерусские народы постоянно создавали политическую напряженность, поддерживая революционное движение, с которым национальные движения по большей части совпадали. Постоянная необходимость обеспечения безопасности, поддержания власти и общественного порядка тяжелым бременем ложились на страну, прежде всего на русских, ограничивая возможности социального, экономического и политического развития Центра страны, и тем самым способствовали сохранению отсталости России.