Василий Шульгин: судьба русского националиста

К августу 1919 года даже у левых украинских групп прорезалось понимание, что их злейший враг — большевики, и готовность к сотрудничеству или союзу с добровольцами. В первый день занятия Киева обе военные силы, которые в этом участвовали, армия генерала Бредова и полки Петлюры, встретились в центре города. Причем петлюровцы вошли с юга на несколько часов раньше, заняли центр, на здании городской думы подняли желто-голубой прапор. Позже вошли добровольцы, которых киевляне встречали восторженно. Рядом с украинским флагом появился русский бело-сине-красный. Через некоторое время украинский был сорван (по другой версии, которой придерживался Шульгин, сорвали русский триколор), и тогда между обеими сторонами началась беспорядочная стрельба, быстро стихнувшая.

Украинцы отступили на Лукьяновку к югу, и еще два дня они находились в Киеве, надеясь как-то договориться с белыми, но от Деникина последовал приказ прервать переговоры с Петлюрой.

Протоиерей Зеньковский, прослуживший пять месяцев в правительстве гетмана П. П. Скоропадского в качестве министра исповеданий, полагал, что была совершена трагическая ошибка; надо было оставить за украинцами какое-то символическое присутствие в Киеве, чтобы в течение необходимого времени нейтрализовать украинское партизанское движение, которое в конце концов разорвало коммуникации добровольцев и обрушило их слабо укрепленные тылы. А после победы над большевиками можно было найти взаимопонимание обеих антибольшевистских сил. Однако, как считал Зеньковский, «…в ставке Деникина уже был провозглашен лозунг „Единой Неделимой России“ — лозунг верный, но демагогически направленный против украинцев — говорю демагогически, потому что не все украинские группы к тому времени стояли так решительно за „самостийность“. Создание той группы, о которой я уже упомянул, могло стать центром кристаллизации умеренных украинских групп».

По мнению Зеньковского, именно на Шульгине лежит «…тяжкая ответственность за легкомыслие, проявленное Деникиным и его „Совещанием“ в отношении к Украине».

По мысли Зеньковского, это отчасти объясняется «…непостижимым легкомыслием, политической самоуверенностью, царившими в кругах добровольцев. Они были упоены легко достававшимися победами, казалось им, что вся Россия поднимается по их зову против большевиков, — а что в действительности происходило, они не замечали, да и не могли видимо заметить. Совершалась непостижимая с военной точки зрения ошибка — шли вперед, не укрепляя тыла».

Зеньковский после освобождения Киева от большевиков работал в управлении Земского союза при генерале Бредове и лично наблюдал, что творится вокруг. Он писал: «Все, что они делали в Харькове, Киеве, на юге в Одессе, производит кошмарное впечатление по крайней небрежности, неделовитости; все было сшито белыми нитками, все делалось наспех, кое-как. Большевики тоже стояли немногим выше добровольцев, но большевики умели властвовать, да сверх того располагали значительными верными и стойкими войсковыми частями, которые не боялись смерти и сумели отстоять свое дело. В Д. армии, наоборот, не было умения властвовать, появились какие-то особые, нового тона карьеристы, какой-то большевизм наизнанку…»^[384]

Но так ли был прав этот малороссийский священник, как казалось ему?

Кроме кровавой логики междоусобной войны и личных потерь с каждой стороны (вспомним гибель Василида Шульгина и расстрел в Первой гимназии юнкеров и офицеров) была еще одна причина в неуступчивости белых.

И Василий Зеньковский, надо отдать ему должное, сказал о ней.