Бояре и околничие, и дурные и ближние люди приезжают к царю челом ударить с утра рано, на всякой день. И приехав, в церкве или в полате, увидев царя, кланяются перед ним в землю. А которого дни они, бояре, в приезде своем запоздают, или по них посылает, а они будут к нему не вскоре или что малое учинят не по его мысли, и он на них гневается словами, или велит ис полаты выслать вон, или посылает в тюрьму; и они за свои вины потомуж кланяютца в землю многажды, доколе простит. А как они и на приезде кланяютца, а он в то время стоит или сидит в шапке и против их боярского поклонения шапки с себя не снимает никогда. А когда случитца ему сидети в покоях своих и слушает дел или слова разговорные говорит, и бояре стоят перед ним все, а пристанут стоя, и он выходят отдыхать сидеть на двор. Также и после обеда Приезжают к нему, в вечерни, по вся дни.
А приезжаючи они, бояре, к царское двору на лошадях верхам или в коретах и в санях, и с лошадей слазят или и с корет и с саней выходят, не доезжая двора и не блиско крылца, а к самому крылцу или на двор его царевой не ездят никогда, и лошадей их боярских чрез двор не пускают, а обводят кругом двора. А ездят бояре в коретах старые, которые на лошадях сидеть не могут. А который бы боярин или кто-нибудь учинил чрез силу, чтоб на царской двор ехать на лошади… и его б скоро велел послать в тюрму до указу своего и честь его отнята б была…
А когда царице случитца куды ехать, и в то время с нею в коретах, или в колымагах… сидят боярыни… А мастерицы, и постелницы, и мовницы (прачки) ездят верхам на иноходцах… А будет тех мастериц, и постелниц, и мовниц со 100 человек, кроме девиц-мастериц и которые живут в Верху; а всех их будет блиско 300 человек.
А царь-государь Иван Алексеевич был незлобив и простодушен. И к нему в Измайлово бояре и иных чинов люди ездили запросто. Он никого не чурался. Да только нужды в нем почти никогда не бывало. Потому как на дела государственные он влияния не имел, да и не желал иметь. Он был ближе к Богу, нежели иные люди, даже истовые молитвенники. Потому что сам был истовейший молитвенник и чувствовал некое томление.
— Устал я от сей жизни, — говаривал он часто. И это было бы правдой, если бы он взвалил на себя какую-либо ношу. Но в том-то и дело, что широкая ноша была ему не по силам. А вот ношу духовную он нес исправно, потому что она была ему легка.
Долгие часы простаивал он на молитве. И когда ноги отказали — сиживал. Понимал: к Господу, Пресвятой Богородице и святым угодникам надобно обращаться стоя. Да ведь не было сил. Господь это видел и прощал — за душевную чистоту и усердие.
Жизнь опостылела ему. Он был царь только по имени, и первое время после избрания сиживал с братцем Петрушею рядом, под одним балдахином, не размыкая уст. А ежели и размыкал, то лишь для того, чтобы согласиться с братцем, который был резов и разумен.
Наезжал он в Кремль сначала сколь требовалось, по нужде, а уж потом, раз от разу все реже и реже. Потому что был недужен, и ноша великого государя была ему тяжка. Но, как говорят, назвался груздем — полезай в кузов. Назвался великим — будь им.