Вас невозможно научить иностранному языку

Это как если бы вас обучали плавать, время от времени подводя к старой ржавой ванне, на дне которой плещется сантиметровый слой мутной водички. Вы можете годами и десятилетиями выслушивать самые разнообразные лекции о свойствах этой воды, даже робко прикасаться к ней своим пальчиком либо пытаться попробовать её ногой или другими частями вашего желающего плыть тела, получая за эти попытки — за энтузиазм, с которым вы их делаете — более или менее утешительные отметки — процесс, имеющий, конечно, в зависимости от фантазии и умения учителя, потенциал быть интересным и увлекательным, но не научающий и не могущий научить вас плавать. Не могущий, даже если эту ванну с различной степенью периодичности чистят, а иногда и предпринимают «радикальные», прямо-таки «революционные», меры — такие, например, как обещания — под восторженные рукоплескания «методистов» — довести уровень воды на её дне до полутора или даже двух — какая новизна и смелость! — сантиметров и запустить туда пару- другую игрушечных корабликов!

Ученики этого не могут понимать, хотя большинство из них интуитивно чувствуют, что тут что-то не так, что не так уж всё гладко в датском, так сказать, королевстве, поскольку, несмотря на их первоначальные честные усилия следовать алгоритму изучения иностранного языка, задаваемому школьной программой и преподавателем, они упираются в глухую стену. Весь их жизненный опыт, не очень богатый опыт, конечно, но всё-таки опыт, вся их интуиция говорят, что любая честная работа должна приносить хоть какие-то плоды, хоть какие-то ощутимые результаты, хоть какое-то продвижение вперёд, но в случае с иностранным языком эта работа почему-то ничего кроме изматывающего — словно в вязкой, липкой глине — топтания на месте и разочарования не приносит.

Не в состоянии винить в своей неудаче систему, которая для них всегда вне критики (ибо создана эта система существами для детей полубожественными, не могущими сознательно обманывать, — взрослыми!), они винят в этом того, кого безбоязненно могут винить — себя, поощряемые в этом — тайно и явно — учителями. Поначалу смутное и неоформленное чувство вины с годами — бесплодно-мучительными школьными годами! — превращается в твёрдую уверенность, с которой большинство уже не расстанется никогда: виноват я! моя глупость! я неспособен! Да, происходит именно это: поддаваясь беспощадному давлению системы, дети во всём винят самого беззащитного — себя. Проходят годы — те самые воспетые в песнях «школьные годы чудесные», во время которых блестящие, доверчивые, широко открытые всему новому глаза детей всё больше и больше начинают подёргиваться тусклой поволокой недоверия к школе и учителям, и первые ростки цинизма пускают свои ядовитые корни в их маленьких и пока ещё горячих сердцах…

Учителя участвуют в этой некрасивой игре по разным причинам. Многие в силу своей природной — вообразите себе — и такое возможно! — ограниченности и косности, не понимая того, что происходит, многие — махнув рукой на всё и вся, добровольно став частью порочной системы и отдавшись на волю мутных волн всепоглощающего конформизма. Так или иначе, они никогда не признаются ученикам — даже если это и понимают, — что дело тут вовсе не в «идиотизме» детей, а в нечестном поведении взрослых.

К тому же эта и без того неприятная для всех участников игры ситуация усугубляется острейшим чувством собственной языковой неполноценности у учителей, которые достаточно слабы в разговоре на иностранном языке и в понимании его на слух (у многих практическое владение разговорным языком вообще находится на нуле). Им постоянно кажется, что их вот-вот в этом прилюдно и с безобразным скандалом разоблачат, и чисто бессознательно они концентрируюся на более безопасных для себя областях — грамматике и чтении, в рамках которых учителя чувствуют себя достаточно уютно и уверенно, пресекая в зародыше любые попытки — намёки на попытки! — учеников выйти за эти рамки…

У некоторых учителей иногда прорывается-таки протест, и они вздыхают, жалея, впрочем, главным образом себя и свои напрасно загубленные в школе годы, и говорят нечто невнятное — случается, что даже прямо в классе ученикам — о том, что иностранный язык надо изучать совсем по-другому. Что ржавая ванна с лужицей на дне — это не то место, где можно научиться плавать. Эти честные импульсы, впрочем, очень быстро подавляются проговорившимися — «Жить-то надо — все так делают!», — и продолжается рутинный каждодневный обман, превращающийся скоро в естественную среду учительского обитания, вне которой учитель начинает чувствовать себя так же неуютно, как рыба на раскалённой сковородке.

Твёрдая вера в то, что в области изучения иностранных языков вы полный и законченный идиот, продолжает сопровождать вас — всех нас, за исключением редких счастливчиков! — на протяжении всей вашей жизни — единственное, в чём наша школа безусловно преуспела. Впрочем, хвалёная американская школа, выше крыши засыпанная долларами, находится не в лучшем положении…