Все тихо. Еще пару минут я сижу наготове возле Раахоша и жду. Ничего не происходит. Я могу и дальше так выжидать или помочь Раахошу. Перевожу взгляд на него и ощупываю дрожащими руками, пытаясь оценить повреждения. Нога явно сломана, а дыхание слабое, не могу сказать, переломаны ли у него ребра или есть травмы похуже. Стараюсь не думать об этом. Его паразит пробуждается от моего прикосновения, и я надеюсь, что это хороший знак.
– Я вытащу тебя отсюда, – шепчу я бессознательному телу. – Ты можешь на меня положиться. Все будет хорошо.
Как же я хочу, чтобы он очнулся и улыбнулся мне. Или нахмурился. Сделал что угодно. Но он лежит неподвижно.
Один из метлаков начинает дергаться, крича от боли. Я оборачиваюсь, застигнутая врасплох, и шарю руками в поисках оружия. При мне только стрела, да и та без лука. Он остался на вершине скалы.
Существо не поднимается. Оно издает жалобный крик и судорожно подергивается, его бедра расположены под неестественным углом. Я замечаю, что еще один метлак пришел в себя и зашевелился. Поднимаю глаза, чтобы посмотреть, не вернутся ли остальные, но их нет и в помине.
Полагаю, они оставили раненых умирать.
Мое сердце сжимается. Я не пожелала бы такого даже врагу. Их крики разрывают мне сердце, и, оглянувшись, я замечаю клинок Раахоша в нескольких шагах от меня. Беру его и встаю над одним из раненых метлаков. Их пятеро, но шевелятся только двое. Я не знаю, погибли ли остальные и понятия не имею, что буду делать, если они очнутся и нападут.
У меня нет выбора, поэтому я опускаюсь на колени возле первого.
– Мне жаль, – и сказав это, я перерезаю ему горло. Успокаиваю себя тем, что это убийство из сострадания. В дикой природе действует правило «убей или умри», а это существо ранено так, что не сможет подняться и доковылять до дома. Но эти мысли не приносят облегчения. Было проще убивать их, когда они нападали, не давая времени на раздумья. Перехожу к следующему, он не шевелится, но я все равно перерезаю ему горло, чтобы подстраховаться. Закончив с последним, я стою вся в слезах и перепачканная кровью.
Возвращаюсь к Раахошу и прикасаюсь к его щеке. Ему холодно? О, Господи, я не знаю, что делать.
– Пожалуйста, не умирай у меня на руках, Раахош. Пожалуйста, прошу тебя.
Я склоняюсь над ним и рыдаю в голос. Через какое-то время мне удается взять себя в руки, и я вытираю глаза. Слезами делу не поможешь.
Я должна отнести его домой, в нашу пещеру.
– Ладно, шевели мозгами, Лиз, – говорю я себе и оглядываюсь вокруг, шмыгая носом. – У тебя на руках большой лежачий пришелец, которого ты не можешь донести до дома, а вам туда нужно добраться любой ценой.
Я еще раз смотрю на Раахоша и задаюсь вопросом, а вдруг паразит сделал меня сильнее? Вдруг я могу нести пришельца на себе? Наша пещера находится на вершине скалы, в нескольких километрах отсюда, но должен же быть путь наверх в обход чертовой тропинки, по которой я спустилась. Я должна найти его во что бы то ни стало. Я осматриваю Раахоша, а затем осторожно тяну его за руку.
Этот ублюдок такой тяжелый. Я тяну сильнее, пытаясь сдвинуть его с места. Он стонет от боли, и я тут же останавливаюсь.
– Черт. Прости! – я осматриваю вторую руку, в надежде взяться за нее, но замечаю открытый перелом возле запястья. Черт, черт. Возможно, это и к лучшему, потому что пробный рывок дал понять, что Раахош слишком тяжелый.
Нужно придумать что-то другое.
Я смотрю по сторонам в отчаянии. Вдалеке виднеются розовые хлипкие деревья, которые трепещут и колышутся на ветру. У меня появляется идея, и я направляюсь к ним, прихватив с собой нож. Подстрелив оленя, мы с отцом привязывали его за ноги к ветке и взваливали на плечи, но на этот раз нет никого, кто бы подставил мне плечо. Правда, как-то раз, когда я вывела отца из себя нытьем, он смастерил носилки из двух веток и брезента и потащил оленя один, пока я, рыдая, тащилась за ним.
Боже, спасибо тебе за то, что я была непослушным ребенком. Значит, я смогу смастерить носилки и дотащить в них Раахоша до дома.
У меня уходит почти час на то, чтобы срубить одно из деревьев, но оно того стоило. «Ствол» достаточно широкий, чтобы я могла за него ухватиться и, хотя он липкий и пористый на ощупь, он сделает свое дело. Я срубаю еще одно дерево, и к тому времени, когда возвращаюсь к Раахошу, меня трясет от усталости, и я беспокоюсь, что затупила его костяной нож.
Однако сейчас не время думать об этом, потому что небо затянуло тучами и пошел мелкий снег. Если мы не доберемся до дома, то окажемся по уши в дерьме. Поэтому я опускаюсь на колени и, сняв теплую меховую накидку (которую Раахош заботливо надел на меня сегодня утром), привязываю ее к стволам, чтобы сделать основу для носилок. Развязываю несколько узлов на своих штанах и использую эти завязки, чтобы закрепить носилки. Закончив, встаю, дрожа от холода. На мне нет и половины одежды, а та, что есть, изорвана. Снег повалил крупными хлопьями.