Варвар, который ошибался

Ну, это правильно — мыслить нужно в том русле, которое задает статут организации, даже если он делает из тебя… не рассуждающего зомби, голема. А именно таковыми и были шеффены, глубоко убежденные, что именно они — карающие длани истинного правосудия.

— Вирна не понесет убытков, — изрек Карл, пряча глаза. — Я возглавлю караван.

— Нет! Не выйдет! Груз арестован капитаном Карибдизом, и только я могу его выручить! О боги, вы же видите, что творится несправедливость! Снизойдите, услышьте мои мольбы!

Толстый шеффен вздрогнул, посмотрел на Карла. Карл прятал глаза. Женщина-шеффен сжала его плечо. Чертовы тупые фанатики! Святые фанатики. Нижние звенья таких организаций всегда набраны из людей честных. Они чем-то напоминали моих праведников — эти тоже готовы были совершить злодеяние ради высшей цели. Ну а мудрые кукловоды тем временем…

— Люди, люди! — закричал я. — За что вы хотите казнить невинного человека? О боги, боги, снизойдите — творится несправедливость! Карл! Если меня казнят — твоя хозяйка понесет страшные убытки! Ты совершишь преступление, за которое фемгерихт приговорит тебя к смерти, если Вирна только узнает… О, Атрей, снизойди!.. Да что же это… Да почему… Я никогда… Ни при каких обстоятельствах… О боги! Боги! Боги!

Мой вокабуляр весьма богат, и я дал ему волю, пять минут осыпая членов тайного общества и Карла в частности обвинениями, мольбами и красочными метафорами творящейся несправедливости.

Затем встал на колени, глядя на шеффенов глазами жертвенного агнца.

Толстяк хрюкнул, иным словом я не могу охарактеризовать звук, который родился в его горле. Напоминал он мне… Черт, я понял: толстяк напоминал мне Самантия Великолепного!

О Гритт!

Он еще в Храме Оракула твердил про справедливость! Так вот же она — Справедливость, во всей своей красе!

Неужели и этот рациональный и рассудительный (там, где дело не касается капустки и женщин) человек — глупейший фанатик? Я решил воззвать и к нему, однако тут женщина-шеффен промолвила (однако я заметил, что взирает она на меня куда более печально):

— Крики твои и мольбы бесполезны. Приговор — вынесен. Останься наедине с собой. Мы даем тебе времени полчаса. Причастись светлых мыслей. Подумай о грехах. И уйди в мир иной с чистым сердцем.

Воздев очи к небесам, я взвыл (эта сценка посвящалась дамочке):

— Моя жена… жена! Боже, что вы делаете со мною! Моя жена… эльфийка… Да, из Витриума… Карл ее видел! Она беременна… Она отринула свое бессмертие ради семейного счастья, да-да, семейного счастья с достойным и честным человеком! Мы так хотели ребенка… Мы мечтали о нем холодными днями и жаркими ночами… И вот не так давно она понесла… Если приложить ухо к ее животу, уже можно услышать биение сердца ребенка! За что, подлые люди… За что вы лишаете меня счастья отцовства? За что вы лишаете ее счастья материнства? Она ведь убьет себя, если я погибну! Так принято у эльфов. Вы понимаете, звери? Она убьет себя, если я умру, она давно так решила и говорила мне об этом неоднократно! Она умрет с не рожденным ребенком в чреве! А ребенок будет биться ножками о ее чрево, постепенно затихая! — Я смотрел на женщину-шеффена в упор. — Дитя! Дитя! Ребенок! Биения его сердца будут преследовать вас, о подлые люди, творящие несправедливость. Каждый удар его умирающего сердца отразится в ваших ушах! Каждый удар!!!

Затем я упал лицом в солому и притворился рыдающим. Около минуты царило молчание. После — раздались голоса (но куда менее уверенные и мрачные, чем раньше):

— Правосудие превыше всего! Я — Смерть.

— Воздаяние превыше всего. Я — Воля.

— Справедливость превыше всего. Я — Справедливость.

Справедливость? Жирный ты бурдюк!

И с этими ритуальными фразами, достойными парада кретинов, они ушли, оставив меня наедине со своими мыслями. Дверь заперли снаружи.

Я немедленно уселся на задницу и попытался разорвать цепь. Втуне. Пальцы нащупали замок — тяжелый и ржавый, как мозги шеффенов, но прочный.

Не сидеть! Действовать! Я начал затравленно озираться, мысли путались, сердце заработало с перебоями. Это все паника! Паника подавляет сознание! Причем боюсь не за себя, за Виджи. У нее месяц жизни, и только я могу ее спасти, вытянув ее жизнь из другого эльфа. Поэтому — быстро взял себя в руки! Ну? Глубокий вдох. Один, второй, третий. Так… Теперь думай. Время еще есть.

Овчарня небольшая, для загона отведена основная часть. Справа свободное пространство, там свален разный инвентарь — тачка, вилы, лопаты, виднеется горка свежескошенной травы. Сквозь дверь и дырявую кровлю пробиваются клинья света, прекрасно освещая петлю, мне уготованную. Если бы я только смог подтянуть ногой, скажем, вилы, да просунуть в скважину замка острие, и приналечь… Нет, даже ногой не дотянуться.

Сколько времени сейчас? Сколько я пробыл в беспамятстве? Что думает и делает Виджи? Крессинда? Что сотворит с собой Виджи, если я не вернусь? Может быть, мои слова — пророческие, и она не станет ждать целый месяц…