Варрава

— Такие рассуждения, бесспорно, очень хороши, но только в теории; на деле же они могут лишь нам повредить и даже погубить нас, — глубокомысленно заметил Сцевин. — Неужели же можно требовать от нас, чтобы мы снизошли до того, чтобы тратить свое время на снискание милостивого к себе расположения нашей толпы рабов? Нет, мой режим с ними главным образом в биче, кандалах и пытках. А вот и ты, Пуденс, мой задумчивый новобрачный, старший центурион! Ты пришел кстати: для тебя готовится дело.

— Нет, от такого дела я отказываюсь решительно и предпочту покинуть службу в рядах римского войска, чем вести свой легион на позорное дело избиения толпы невинных и обезоруженных.

— Что-то скажет нам на это наш юный друг Тит? — обратился с улыбкой Петроний к сыну Веспасиана.

— Право, не знаю, Петроний, что мне сказать, — ответил ему Тит, — у нас рабов очень немного, и все они — сколько их есть — любят нас и преданы нам. Я не забуду никогда, с какою любовью, точно братья родные, ухаживали они за мною во все время моей болезни.

— Оно и понятно: подобное к подобному льнет, — шепнул Тигеллин на ухо своему соседу Вестину, — ведь и сам он полураб по происхождению.

— Интересно было бы знать, какое твое происхождение, — грубо отрезал ему Вестин, ненавидевший Тигеллина.

Молва о присуждении к смертной казни всех без исключения рабов убитого Педания произвела сильный переполох в низших классах римского народонаселения, среди которых было достаточно таких, которые сами были когда-то рабами, а еще больше таких, которые находились в хороших и самых дружеских отношениях с очень многими из городских рабов, которые в сущности составляли главную массу римского народонаселения, многим превышая своею численностью людей свободных.

Начались народные сборища и сходки, и волнение плебеев, усиливаясь с каждым днем, грозило уже перейти в открытое восстание. Дом убитого Педания с заключенными в нем рабами пришлось оцепить крепкою стражей и созвать второпях сенат для окончательного обсуждения этого вопроса и его решения. При этом некоторые слишком ревностные поборники сурового и давно устарелого узаконения, — ратуя о точном исполнении буквы закона, — хотели было распространить приговор о смертной казни даже и на тех из вольноотпущенников Педания, которые жили под одною кровлей с его убийцею. Тем не менее на такое предложение строгих сенаторов сам Цезарь заметил, что если в данном случае с одной стороны не желательно ни малейшего послабления старинного сурового постановления, то с другой также мало желательно и ненужное усугубление строгости, и предложение осталось без последствий.

А в это время Онезим, к которому вместе с физическими силами вернулось и сознание как его нравственного падения, так и безвыходности того ужасного положения, в каком он находился и как беглый раб, и как гладиатор, оставшийся в живых наперекор воле цезаря, решился покинуть мирный уголок близ Арции, где его приютил Пуденс, чтобы без всякой определенной цели опять пробраться в Рим. Здесь первое, что он услыхал, бродя по площадям и улицам, были толки в народе о назначенной на завтра казни рабов убитого префекта.