Варнак. "Мертвая вода"

Не обращая внимания на крики и мольбы, перемежаемые бульканьем и царапаньем ногтей по доскам, я вцепился в пушку. Кит заходил на второй круг. Квадратная голова высовывалась из воды, конические зубы обнажились в недоброй ухмылке, кит выпустил фонтан и океанским локомотивом понесся в атаку.

– На!

Гарпун вонзился в лоб, пробил шкуру, жир, и застрял в кости. Особого ущерба это действие не нанесло, за исключением того, что кит дернулся, немного сбил прицел и ударил не в носовую часть, а в центр. Шхуна застонала всеми деревянными внутренностями, мачты затрещали, как деревья в бурю, а меня едва не вышвырнуло за борт. Кашалот на этот раз не стал отступать для очередного тарана, а попер буром, толкая шхуну со всех китовьих сил.

Позади визжал боцман, я матерился и заряжал гарпун, а кашалот яростно работал хвостом и ластами, периодически грызя борт. Противостояние длилось до того момента, пока кит не дотащил шхуну до какой-то скалы, торчащей вдали от берега, как одинокий пень на опушке леса. Почувствовав мель и шоркнувшись пузом о дно, мстительный кашалот отплыл, разогнался и точным ударом посадил «Мертвую воду» на скалы. Я потряс головой, добрался до пушки, и отпилил канаты, удерживающие кита на привязи.

– Повезло тебе, засранец фонтанный, – выдавил я, опираясь на меч, как на костыль, – что пушка слабая. Ну ничего, дай срок и я модернизирую. Еще поглядим, кто кого.

Я проводил взглядом наглого кита, с триумфом уносящего обрубленные канаты и гарпуны, потом окликнул верного боцмана, чтобы провести незамедлительную воспитательную беседу. Меч трясся, перенимая злобу и жажду насилия хозяина, но коварный пигмей исчез. На водной глади покачивались измочаленные доски и щепа, блестел боком походный котел в окружении пустых бутылок, бьющих лапками крыс и прочей мелочи, уносимой океаном. Я сунулся в трюм, проверил камбуз, но хитрый людоедина как сквозь землю провалился.

– Иди сюда, – увещевал я громко, – у капитана есть ром. Полная бутылка. Где ты, лишенец? С крысами утек, что ли?

Но даже упоминание волшебного напитка не помогло. Чука не было нигде. Только противно орали чайки, чьи гнезда находились на скале за шхуной. Я выбрался на палубу и осмотрел океан еще раз. Наконец, ухо уловило слабые стоны со стороны скалы. Я выглянул и глазам предстала радостная картина.

Чертов гарпунный заряжальщик оказался там. После первого тарана он цеплялся за фальшборт, пытаясь вскарабкаться обратно. Но скорее просто висел, держа между кашалотом и своей унылой тушкой шхуну и капитана. В итоге эта скотина не пострадала совершенно, только левую ногу прижало скалой, но так неудачно, что даже не сломало.

– Капитан… – пролепетал умирающим лебедем Чук. – Я упал…

– Видел я, как ты упал, людоедина, – обвиняюще прорычал я, размахивая мечом. – Ты какого хрена на мачту удрал? Гарпуны кто заряжать будет, а?

– Я не виноват! – залепетал он, втянув голову в плечи. – Это был заколдованный ус-мусуун. Издали он был гораздо меньше!

– Да это еще даже не матерый! – Клинок не доставал до коротышки. – Так, подросток, мать его! Вылезай!

– Я не могу! – Чук дергался и стонал в ловушке. – Нога застряла! Спаси, капитан!

– Отгрызай! – оскалился я.

– Как? – замер Чук. – Ногу?

– Могу меч дать, – великодушно предложил я. – Отрубить быстрее, чем отгрызть.

– Я не смогу!

– Ну тогда жди прилива, трусливая сволочь. А потом я продам тебя в первом же порту каким-нибудь страшным бабам, типа твоей женушки. Пусть тебя до смерти заездят.

– Капита-а-а-а-н!

Я уселся на борт, выдрал зубами пробку и сплюнул ее вниз, целясь в причитающего боцмана. Демонстративно сделал крупный глоток.

– Ох ты как! – просипел я, когда по пищеводу прокатился огненный шар и с грохотом разметался во внутренностях. – Обнова такая, что ли? Чук, это обалденный ром! Грызи ногу и вылезай, я поделюсь.

И вновь Чук проявил полное пренебрежение к приказам капитана и остался прижатый к скале, предательски не желая расставаться с конечностью. Я оставил его корпеть над вопросом «грызть или не грызть» и пошел проводить ревизию. Шхуну изрядно потрепало. Гадский кашалот изгрыз правый борт, продырявил в трех местах корпус, к счастью, выше ватерлинии, и начисто обожрал корму. Треснула передняя мачта, правый фальшборт исчез в кашалотовой утробе, но в целом судно осталось на плаву. Прилива пришлось ждать долго, но тем не менее шхуна с деревянным стоном сползла с камней, а освобожденный и хромающий Чук побрел бороться с течью. Ногу он так и не отгрыз.

– Шевелись, червь гальюнный! – покрикивал я, крутя штурвал и уводя шхуну от скалы. – Щупальце кальмара тебе в задницу!

Чук жаловался на судьбу, «Мертвая вода» хапала воду сквозь расшатавшиеся доски и боцман бегал с ведром по маршруту «трюм-борт», а я вспоминал соленые морские ругательства и подгонял людоеда. Шхуна шла немного боком и скрипела всем нутром, так что я громогласно поклялся в случае чего принести ужаснейшую и кровавую жертву местному Посейдону, а кишками жертвы обмотать треснувшую мачту. Чук втрое ускорился и нашел еще одно ведро.