Читаем Варламов полностью

А. Н. Грибов, С. К. Блинников. И все-таки — Варламова бы в

этот спектакль!

Три с лишним десятилетия бессменно оставались за ним роли

Осипа и Яичницы. Был истинным артистом театра Гоголя, верно

и преданно служил его нелегкому обличительному смеху. Любил

Гоголя больше других авторов, в чьих пьесах играл. Почти во

всех воспоминаниях о Варламове приводятся слова, сказанные

им в последний год жизни не то при большом стечении людей, не

то повторенные много раз в частных беседах:

— На том свете с Гоголем встречусь. Очень приятно будет

познакомиться. Удивительный...

Готовиться к смерти с веселой мыслью о том, что где-то там,

на небесах повидается, сойдется с Гоголем! Каков, а?!

V

Первая в истории русской драматургии «чеховская» пьеса —

«Месяц в деревне» Тургенева.

Уже она порывала с насильной сведепиостью естественного

течения жизни к одной прилежно разработанной сюжетной ли¬

нии, отвергала канон плотной пригнанности действия к драмати¬

ческому событию, стремилась в даль свободного повествования,

которое вбирает в себе обстоятельства многослойные, сопричаст¬

ные.

Основное драматическое развитие «чеховской» пьесы Тургенева

не очищено от вольного и непринужденного вмешательства со¬

пряженных частностей — богатства и многообразия самой жизни.

Приверженность к незыблемым канонам неизбежно отсекла бы

все постороннее драме (или комедии?) Натальи Петровны,—на¬

пример, сватовство перезрелого Болыпинцова, объяснения док¬

тора Шпигельского с Лизаветой Богдановной и т. д.

Нет в «Месяце в деревне» закрученного сюжета, броских сце¬

нических событий, внешнего действия. Пьеса построена на тон¬

чайших изгибах душевных переживаний, на внутренней сути

чувств и мыслей ее героев, на скрытой насмешке по отношению

к сытым, бездельным и многословным Наталье Петровне и Раки¬

тину. Лица, действующие в пьесе, не выкладывают в речах своих

все, что на душе, не договаривают. Она полна недомолвок, наме¬

ков, подспудного смысла сказанного. В ней имеет большой вес

то, что потом будет называться новым словом «подтекст».

И был новым словом в драматургии «Месяц в деревне».

Осенью 1850 года Московский Малый театр собрался было

сыграть комедию Тургенева. Она была известна в списках под

названием «Студент», потом — «Две женщины». Сохранилось

тургеневское письмо к М. С. Щепкину, в котором автор предо¬

ставляет «полное право изменять и выкинуть все что угодно».

Но пьеса была запрещена театральной цензурой.

Через пять лет она появилась на страницах некрасовского

«Современника» (1855, кн. 1) под новым названием «Месяц

в деревне». В кратком предисловии автор предуведомлял, что пье¬

са «никогда не назначалась для сцены. Это собственно не коме¬

дия —а повесть в драматической форме». Судя по всему, слова

эти имеют обходное значение: умаслить цензуру — пьеса, мол, не

для театра.

Но с тех пор десятилетиями считался «Месяц в деревне» не¬

сценичным, пьесой для чтения, непригодной для постановки на

театре. Мнение это еще больше укрепил неудачный спектакль

Малого театра в 1872 году (через девять лет после смерти Щеп¬

кина) .

Уже было сказано: Александрийская сцена в те времена была

отдана на откуп «крыловщине». А она начинала осточертевать.

Савина писала (в письме к театральному критику Ю. Д. Бе¬

ляеву) :

«Я давно искала пьес и, в погоне за «литературой», наткну¬

лась на тургеневскую комедию. Она никогда не была в Петер¬

бурге играна, тогда как несомненно заслуживала постановки».

Выбрала себе роль Верочки, «хотя и не центральная, мне

очень понравилась... твердо решила ее [пьесу] поставить». И даль¬

ше: «даже вынесла неприятности».

История этой постановки интересна не только сама по себе,

но и показательна для театральных нравов времени.

Так, александринский артист Ф. А. Бурдин сообщал А. Н. Ост¬

ровскому:

«Савина с ума сходит, представь себе, она берет пьесу Турге¬

нева «Месяц в деревне», в которой столько сценического, сколько

в моей корзине, куда я бросаю негодные бумаги».

Снова встал вопрос о необходимых сокращениях. Савина ис¬

просила разрешение автора. Тургенев телеграммой из Парижа

дал согласие на сокращения. За эту работу взялся В. А. Крылов,

как писала Савина, — «знаток сцены». Но «Нильский, тогдашний

Jane premier, наотрез отказался играть Ракитина, находя, что в

этой роли нет для него никакого материала. Сазонов неохотно

согласился играть мужа. И так во всем... Кроме, впрочем, Вар¬

ламова, который на первой же репетиции пленил меня своим

Во лынинцовым ».

Наконец репетиции пошли на лад. Но за несколько дней до

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии