Хохотали все, передо мной не было ни одного серьезного лица.
— И потому… вы заслужили… имеете право на настоящий смех… на большой смех, какого… какого нет! — я горестно взмахнула своим листком и жалобно зарыдала.
И зал тоже зарыдал, только от смеха.
Какое-то время мы ревели в один голос. Это были неповторимые мгновения. О таких говорят, что они — величайшее вознаграждение творцу: иной всю жизнь проживет, так и не дождавшись их, а я вот дождалась!..
ТРУДНАЯ РОЛЬ
Кинорежиссер задумчиво рассматривает актрису, которую пригласил на роль доисторической женщины.
— Не стану скрывать, — барабаня пальцами по столу, говорит он, — роль довольно непривычная и трудная. Придется крепко поработать, пока удастся влезть в шкуру первобытного существа… Женщина вы эмансипированная, окруженная удобствами, бытовой техникой… Приходила ли вам когда-нибудь в голову мысль о том, как жилось вашей, скажем, доисторической прабабушке?
— С чего бы?.. — пожимает плечами актриса.
— Вот видите… А теперь давайте попробуем сыграть этюд, поимпровизировать. — Режиссер прикрывает ладонью глаза. — Значит, так… предлагаемые обстоятельства: утро… звонкие голоса птиц… шелест дикого леса… В пещеру проникает косой луч восходящего солнца… Вы просыпаетесь… Что делаете?
— Бросаюсь одевать детей, убирать постели, готовить завтрак, мыть посуду, искать мужу чистую рубашку…
Режиссера передернуло.
— Вы меня плохо поняли, — едва сдерживая гнев, цедит он, — я говорю не о вас, не о вашем утре, а об утре доисторической женщины! Зачем убирать постели, если все спят на шкурах!.. Так вот слушайте: она просыпается, потягивается, встает и выбирается из пещеры, на ходу расчесывая пятерней копну спутанных волос. Этаким манером, — и режиссер, растопырив ладонь, прошелся по своей лысине. — Вылезла и бредет по росистой траве к речке. Зовет детей, те бегут к ней…
— В ночных рубашках? Босиком?
— Не сомневаюсь — по истории у вас была двойка, — иронически усмехается режиссер. — Доисторические дети бегали нагишом, ну, в крайнем случае, набросив звериную шкуру… Итак, они лезут в воду, черпают ее в пригоршни, пьют…
— Сырую? Прямо из реки?! — ужасается актриса. — Ни за что не позволила бы своим детям…
— Господи, — стонет режиссер, — но ведь это доисторическая, доисторическая и еще раз доисторическая речка! Ее вода чище, прозрачнее хрусталя!.. Да… Итак, все напились, дети остаются на берегу ловить форель, а вы?
— Я?.. Беру большую сумку…
— И отправляетесь в магазин? — ирония все явственнее звучит в репликах режиссера. — Думайте, что говорите! Какие могут быть сумки в доисторические времена?.. Так куда вы идете с реки?
— Иду? А, ну конечно, иду на кухню готовить завтрак!
— Опять двадцать пять! Может, вы считаете, что в пещере установлена газовая плита? — Он совсем теряет терпение. — Зарубите себе на носу: доисторические люди ели всего один раз в день — сырое, сушеное или жаренное на костре мясо!.. Так вот: с речки вы идете в лес. По пути подбираете несколько ягод, срываете с деревьев фрукты и внимательно прислушиваетесь: не возвращается ли муж, так как, проснувшись на рассвете, обнаружили, что его ложе еще пусто…
— Ах, так! Понятно, — кивает актриса. — Это я смогу прочувствовать.
— Что вам понятно? — подозрительно вопрошает режиссер.
— Что мой мерзавец прошатался где-то всю ночь, — охотно объясняет актриса.
— Доисторический муж, — хрипит режиссер, — с раннего утра охотится, ибо его священный долг — прокормить свое семейство! Это вам понятно?!. Так на чем мы остановились?.. Из леса выходит муж. Он устал. На его мускулистых плечах — убитая косуля, несколько фазанов, куропаток. Конечно, как и положено мужчине, с охоты он возвращается…
— На четвереньках, — сквозь зубы цедит актриса.
— Я говорю не о человекообразной обезьяне, — режиссер не уловил иронии, — о мужчине неолита или позднего каменного века! Он возвращается с добычей, женщина прыгает от радости, а мужчина сдирает с косули шкуру, потом трет палку о палку, чтобы развести огонь, и, поев, отправляется с детьми бортничать, или долбить лодку для рыбной ловли, или шлифовать о камень новый кремневый наконечник для копья, а жена…
— Достаточно, — внезапно перебивает актриса.
— Что такое?
— Я… я вижу, что вы были правы. Эта роль для меня слишком трудна. Я боюсь…
— Не надо сразу падать духом, — снисходительно успокаивает режиссер. — Хотя и нелегко влезть в шкуру первобытной женщины, но если упорно поработать…
— Вы неправильно меня поняли, — спокойно объясняет актриса. — Я боюсь, что после этой роли мне будет слишком трудно влезть в шкуру современной женщины!..
МАГИЯ ЭКРАНА
Когда я зашла к соседям; их квартира тонула в траурном полумраке. Вся семья — отец, мать, двое сыновей-подростков — скорбно сидела в креслах, уставившись безжизненными глазами на внезапно погасший экран. Боль столь великой утраты сковала всем четверым члены, чуть ли не лишила сознания. В комнате веяло холодом поминок.
Я взяла со столика телевизионную программу, дабы узнать, чего лишила их эта ужасная катастрофа. О да! Было из-за чего ломать руки и рвать на себе волосы!