Вариации на тему любви и смерти (сборник)

Вот в одну из таких суббот (Таня училась уже в десятом классе) и приметил ее Анатолий. Ну как приметил? Он и раньше ее видел (дома-то их были неподалеку, в одном квартале), бегает и бегает себе девчушка мимо, а тут вдруг присмотрелся внимательней, остановился на ней взглядом – и как-то странно стало у него на душе. Самое главное – они оба встретились взглядами – нечаянно, конечно, – и глаза ее удивили Анатолия: они смотрели так чисто и спокойно, столько в них было неподдельного доверия, – пожалуй, к любому человеку, вот хоть даже к Анатолию, которого она и знать не знает, – что он несколько растерялся. Он был лет на шесть старше Тани, многое повидал в жизни, знал и женщин – знал их, может быть, даже больше, чем нужно было; на дне души постепенно стал оседать мутный, тяжелый осадок, – впрочем, все это пока было неосознанно, непонятно, жил он, как жилось: весело – значит, весело, разгульно – значит, разгульно, изъездил полстраны, где только не побывал, потому что специальность у него была редкая и нужная – монтажник-наладчик станочного оборудования, направляют, скажем, станки в Бог знает какую тьмутаракань, так вот смонтировать их там – ерунда, главное – отладить работу, да так, чтобы ни сучка ни задоринки, и вот живут монтажники в этой самой тьмутаракани месяц, и два, а то и три, живут как у Христа за пазухой, обрастают знакомствами, обязательно находятся женщины, которые без памяти влюбляются в московских донжуанов, начинаются любовь, драмы, сцены, одним словом – хоть работы и невпроворот, а жизнь веселая, интересная, наполненная событиями, похождениями и приключениями. Чего только не было в жизни Анатолия за прошедшие годы, а вот таких глаз, как у Тани, он, пожалуй, еще не встречал: это были глаза девочки, но в то же время – как будто мудрой, всепонимающей женщины (возможно ли это?), в них было столько чистоты и доверия, но в то же время из глубины глаз светился как бы мягкий укор миру (но только за что?), они были наивные и простодушные, но в то же время смотрели зорко, приметливо (странно, странно!). Анатолий увидел эти глаза, встретился с ними взглядом, прошел мимо, что-то случилось с ним, остановился, оглянулся – и она остановилась, оглянулась (но она-то почему?) и смотрела на него, как бы ожидая какого-нибудь слова или действия, он скривил губы, усмехнулся (усмехнулся над самим собой, потому что разглядел ее фигуру, совсем девчоночью: узкие худые плечи, тонкие ноги, маленькая детская грудь), а она то ли не поняла его усмешки, то ли подумала, что он просто улыбнулся ей, – улыбнулась в ответ, повернулась и пошла-побежала дальше…

Потом он уезжал, приезжал, пропадал на несколько месяцев, забывался с другими женщинами, но в глубине души, на самом ее донышке, теплилась в нем память о Таниных глазах, о всей ее тщедушной худенькой фигуре, о какой-то ее беззащитности, которую он не столько понял, сколько угадал, но в беззащитности этой был какой-то вызов, стержень: да, беззащитна, хрупка, но в обиду себя не дам… Может быть, впервые в жизни Анатолий задумался о чужой жизни… Раньше он людей воспринимал лишь в связи со своими собственными интересами и желаниями, все вокруг существует лишь только потому и затем, что есть на свете ты, из всего на свете надо извлекать выгоду и смысл, а иначе для чего и дана тебе жизнь? А тут – странно – хотелось ему пожалеть, приголубить чужого человека, хотелось самому сделаться лучше, так показать себя перед ней, чтобы она гордилась: во-он, оказывается, какой он, не такой, как все, он сильный, добрый и хороший… И когда теперь Анатолий встречался с ней, он обязательно хоть что-то говорил Тане. Вначале она гордо проходила мимо, даже не повернув головы (вдруг он смеется, ведь он на столько лет старше ее!), но однажды не выдержала, рассмеялась весело, можно даже сказать – прыснула. Он сказал:

– Верблюд, между прочим, тоже гордый. А человека уважает…

Вот тут она и не сдержалась.

– Кстати, – добавил он, – у меня бутерброды есть.

– С колбасой? – спросила она, продолжая улыбаться.

– Есть с колбасой. А есть, – он достал из кармана сверток, развернул его, – и с рыбой. Между прочим, дальневосточная горбуша.

– Хвастаетесь? – спросила она.

– Немного, – сказал он. – Потому что если ты побывал на Дальнем Востоке и не привез оттуда рыбы – ты не мужчина. Так говорят мои друзья…

– Вы бывали на Дальнем Востоке?

– Ошибка в постановке вопроса. Лучше спросите: Анатолий, где ты еще не бывал?

– Анатолий, где вы еще не бывали?

– Например, не бывал в Австралии. В Новой Зеландии. В Англии не бывал. И даже в Америке тоже пока не бывал. Что касается просторов отчизны – бывал везде.

– Какой вы хвастун!

– Таня, мужчина когда хвастает – значит, уважает женщину.

– Вы знаете, как меня зовут?

– Разве это секрет?

– Не секрет… – Она улыбнулась. – Ну, до свиданья. Мне к «маме Нюре» надо идти…

– Встречаемся на прежнем месте? – Он протянул ей бутерброд с горбушей.

– Где это?

– На улице, – сказал он. И оба они весело рассмеялись.