Вариации на тему любви и смерти (сборник)

– А просто – Анна Ивановна приглашает тебя к себе. Посидеть, чаю попить, поговорить.

– Мне и здесь хорошо. – Таня почувствовала враждебность не только к Анне Ивановне, но и к Наталье Павловне. – Я что, не так что-нибудь делаю?

– Да нет, все хорошо. – Наталья Павловна переглянулась с Анной Ивановной: видите, мол, как нелегко получается. – Чего ты так насупилась-то? Разве мы тебя обижаем?

– Нет, не обижаете. А все равно…

– Ну что ты, Танюша? – ласково улыбнулась Наталья Павловна. – Ведь все хорошо, да? Подойди-ка ко мне. Ну, поближе, смелей…

– Не хочу я никакого чая, – упрямо бормотала Таня и нехотя, мелкими шагами шла к Наталье Павловне, опустив голову.

Надо отдать должное «маме Нюре» – в те минуты у нее хватило ума ничего не говорить, не лезть к Тане ни с ласками, ни с сюсюканьем. А может, она просто не знала, что делать и что сказать, и потому молчала. Кто теперь скажет… Кто теперь знает…

Когда Таня подошла к Наталье Павловне, та вдруг обняла ее, прижала к теплой груди; Таня и опомниться не успела, как густая тяжелая волна странно разнородных чувств опахнула ее, казалось, с ног до головы, – не ведала Танина душа, когда еще вот так родственно нежно обнимали ее. Главное, что сейчас почувствовала Таня, – это протест, чуть ли не негодование, но еще больше благодарность Наталье Павловне, и это двоякое состояние мучительно сдавило ей сердце, а глаза завлажнели, но плакать Тане было стыдно, и она напряглась вся (Наталья Павловна ощутила, как на спине у девочки будто выросли легкие крылья, – это напружинились в протесте худые лопатки) и попыталась отстраниться от Натальи Павловны. Не тут-то было. Наталья Павловна еще крепче обняла Таню, склонилась к самому ее уху, прошептала:

– А знаешь, Танюша, кто такая Анна Ивановна? – и, не дожидаясь ответа, да Таня все равно не сказала бы ничего, сама же и ответила на вопрос: – Она твоя родственница…

После этих слов Наталья Павловна отстранила от себя Таню и испытующе, но по-доброму заглянула ей в глаза.

Таня недоверчиво покосилась на Анну Ивановну. Худая, с какими-то замороченными, рыбьими глазами (они были несколько навыкат, а взгляд – остекленевший, напряженный), с плоским удлиненным лицом, вытянутость которого еще больше подчеркивалась заостренным подбородком, – эта неизвестно откуда взявшаяся родственница не очень-то понравилась Тане. Впрочем, ни за какую родственницу Таня ее не признала, и если взглянула на нее, то просто так, из любопытства и интереса.

– Вот завтра суббота. Можешь пойти к Анне Ивановне, погостить у нее…

– Нет у меня никаких родственников, – нахмурилась Таня. – Вы сами говорили…

– Не было, – поправила Таню Наталья Павловна. – Не было, а сейчас нашлись. Знаешь, это хорошо, когда у человека находятся родные.

– Ладно. Пусть, – безразлично согласилась Таня.

– Что пусть? – не поняла Наталья Павловна.

– Пусть будет родственница, – буркнула Таня.

– Не пусть, а это очень хорошо, когда на свете находится родной человек. Вы должны подружиться, Таня. Ты меня слышишь?

– Подружимся, – вяло ответила Таня. И вдруг, повернувшись вполоборота к Анне Ивановне, спросила так, как будто выстрелила: – Вы шить умеете?

– Умею… Немного. – Голос Анны Ивановны прозвучал хрипло, затравленно: видно, она тоже переволновалась немало.

– А-а… – словно разочаровавшись, протянула Таня. (В глубине души она надеялась, как признавалась позже, что «мама Нюра» не то что шить, а вообще делать ничего не умеет.)

– А что? – поинтересовалась Наталья Павловна. – Почему ты спросила?

– Так просто.

– Нет, раз ты спросила, значит, не так просто. – Наталья Павловна несколько забыла свою миссию – быть мягкой сегодня, доброй, и в голосе ее зазвучали привычные для детдомовских ребят металлические нотки.

– Вы же нас не пускаете в швейную мастерскую?

– Рано еще! – продолжала Наталья Павловна прежним тоном. – Машинки сломаете – как жить дальше будем? – Тут наконец она опомнилась, нахмурилась, недовольная собой, спросила помягче: – Значит, ты хочешь научиться шить?

– У меня у Даши передник порвался.

– Даша – это кукла, да? – спросила осторожно Анна Ивановна.

– Кукла, – снисходительно ответила Таня. – Двоечница моя.

– Двоечница? – удивились женщины.

– Она за партой сидит, все время ерзает, вертится. Второй передник порвала. А что Александра Александровна говорит – никогда не слышит.

– Александра Александровна – это их учительница, – пояснила Наталья Павловна.

– Так придешь завтра? – спросила Анна Ивановна. – Приходи вместе с Дашей. Передник сошьем.

– А вы кроить умеете?

– Умею. Немного.

– Ладно, спрошу у Даши. Как она… Наталья Павловна, можно мне идти?

– Конечно, конечно. Иди играй…