Я её знаю давно,ещё до первого выбора,до шапочного разбора.Родное, родина, родинка.Вот мой дом,вот моя родина:стрелка, развилка.Чай остывает.Моросит.Спаси, Господи,раба твоегоото всего.Ей-богу, это не я —это судьба,переодетая контролёромв вагоне. Следующая станция —Скоротово.
Риголетто
Как там, опера? Нет, оперетта:ядовитый горбун в мешковине.Опереточный Риголеттоперед залом скучающим стынет.Ему скучно влачиться без дочки,старику, к колокольне высокойи звонить о своей недотроге —о гордыне своей одинокой.Дочка чудная хочет на воздух,задыхаясь от пыльного света.Будь что будет, а что будет после:окончания нету в либретто.Он, горбун, жаждет герцога кровив полутьме, в подземелии тусклом.От реальной, сверкающей болина полу театральные блёстки.Нету крови, лишь перхоть да копоть,бледный стон стариковской гордыни.Затерялись в подвале глубокомпесни герцога, и рядом с ними:хлам родительский, копии писем —педантичная страсть каллиграфа.Под чернильной поверхностью спеси —водянистые призраки страха.
* * *
Это – азбука Морзе,разбросанная бисеромпо страницам.Каждая единицаобозначает молекулу дыхания,а обозначив, исчезает,тает на языке, как мята,оставляя меты тут и там,незаметные никому, кромечленов тайного общества,никогда не вышедшeго на площадь.Площадь оцеплена статуями,торговые ряды пусты,памятник смотрит в другую сторону,трамвайные пути заросли бурьяном.Пахнет тлеющими листьями,и перекличка сторожевыхстынет на лету в вязком воздухеи висит коническими штыкамина гудящей сетибеспроволочной связичьего-то спутника,пропавшего без вести.