Вариант Юг

Мутным взором Петренко окинул взглядом своего командира и, с тоской в голосе, спросил:

- Что же ты нас бросил, Андрюха? Как же так? Ведь мы шли за тобой и верили тебе.

- Так получилось, Илья, - Ловчин поднялся. - Сам себя за гибель братвы виню. Зато тебя выручил.

- Да, это так, - согласился молодой матрос. - Но парней не вернешь.

- Прекрати! - прикрикнул на матроса Андрей и протянул ему руку. - Вставай! Пора валить отсюда, пока беляки не подтянулись.

Илья, с помощью Ловчина, встал, рукавом бушлата отер с лица кровь и спросил командира:

- Куда идти?

- Туда, - Андрей взмахнул рукой в сторону, где, по его мнению, находилось море, и сам задал Илье вопрос: - А ты, кстати, как спасся?

- Хрен его знает. Как стрельба началась, и гранаты стали рваться, шмалял в ответ и тебя звал. Где ты, непонятно, а братишки погибают. Ну, я и побежал со всех ног. Парни за мной. Всех повалили, а я без единой царапины ушел. Только недалеко. Тут эти двое нарисовались, сбили меня с ног, и давай молотить. Дальше ты появился.

- Ясно.

Черноморцы собрали оружие убитых беляков и, со всей возможной скоростью, перемежая бег и шаг, устремились к спасительному для морскому берегу. Они шли час, другой и третий, пересекали лощины и ручьи, оскальзывались на осыпях, и если останавливались, не дольше чем на пять минут. Ловчин и Петренко чуяли за собой погоню, понимали, что враги постараются их не упустить, и это придавало им сил. Они торопились и часам к четырем дня, по хорошей тропинке, на которую напоролись совершенно случайно, вышли к Гурзуфу.

На окраине этого приморского городка, на дороге вдоль моря, матросы увидели небольшой белый домик, над которым развевался такой родной для них красный флаг. Здесь находился пост балаклавских греков и спасение. Однако чтобы оказаться в безопасности, надо пройти триста-четыреста метров открытого пространства. Для молодых крепких мужчин, хоть и истомленных горными чащобами, это немного.

- Поднажмем, братка! - воскликнул уставший Андрей. - Последний рывок!

- Ага, - сплюнув на валун у тропы кровавый сгусток, просипел Илья.

- Побежали!

Собрав последние силы, моряки рванули с горы вниз. Под ногами осыпались мелкие камушки, а в ушах свистел ветер. Каждый шаг приближал их к заветному посту, на котором их уже заметили, и часовой, разглядевший бушлаты, сообразил, что матросы просто так бегать не станут, поэтому поднимал тревогу.

Все ближе красный флаг. Но из леса за Ловчиным и Петренко наблюдал жилистый сухопарый мужчина с явной офицерской выправкой в пропахшей дымом костров кавалерийской шинели и винтовкой в руках.

- Врете, падлы, не уйдете, - прошептал лесовик, после чего резко вскинул к плечу винтовку и нажал на спусковой крючок.

Сухой щелчок выстрела в лесу почти не слышен. Но результат его был виден. Илья Петренко, который следовал за Ловчиным, раскинув руки, жалобно вскрикнул и упал, а Андрей, услышав шум за спиной, резко остановился и вторая пуля из леса, предназначенная ему, просвистела над головой.

Матрос припал к земле, но больше выстрелов не было. На счастье Ловчина у стрелка перекосило затвор, и он, покинув огневую позицию, ушел вверх по горе, туда, где находились приотставшие во время погони офицеры из разгромленных в Ялте рот. Андрей этого не знал и, плюнув на то, что его могут подстрелить, схватил товарища, взвалил его на спину и поволок к грекам, которые заняли оборону в окопчиках вдоль дороги.

- Ты только не умирай, Илья, - шатаясь под тяжестью тела Петренко, шептал Андрей. - Ты должен жить. Крепись, братушка. Сейчас отправим тебя в лазарет, там пулю вытянут, рану заштопают, и будешь ты как новенький.

Потерявший сознание Петренко не слышал его, но Ловчину это было неважно, так как этими словами он поддерживал себя. И превозмогая усталость мышц и дрожь коленей, Андрей дотянул товарища до поста балаклавцев. Здесь он передал все еще живого Илью, у которого пулей было пробито легкое, грекам, и только тогда, обессиленный и опустошенный, скатился вдоль стены здания поста наземь.

Дон. Январь 1918 года.

Наступление нашего отряда на станицу Каменскую, где собралась большая часть революционно настроенного казачества и большевистских агитаторов, начиналось просто превосходно. Как и было определено заранее, 11-го января весь отряд Чернецова, полторы сотни штыков при двух пулеметах, полсотни присоединившихся к нему офицеров и отряд Грекова, погрузились в эшелон и двинулись вдоль Юго-Восточной железной дороги на север. По пути в наше сборное войско включились двести добровольцев. Это была 4-я рота Офицерского батальона, почти все, бывшие студенты Донского политеха, люди, некогда готовящиеся стать учителями, но вместо этого, ставшие прапорщиками Добровольческой армии.