Вариант "И"

Честное слово, я совершенно не хотел ничего подобного. Все произошло как-то само собой. Мои руки поднялись без моего участия. И обняли ее. И привлекли.

Она не вырывалась. Я смотрел ей в глаза, и она отвечала таким же взглядом. Серьезным. В нем не было вопроса и не было осуждения. Словно бы она заранее знала, что так произойдет.

Наконец я опомнился и опустил руки.

— Извини… — пробормотал я. — Наверное, я давно уже разучился достойно вести себя с женщинами.

Она чуть приподняла уголки губ. И ничего не сказала.

Я повернулся и вышел. Дверь за мной защелкнулась — не быстро и не медленно, в обычном темпе. Пока она затворялась, сердце мое успело ударить, наверное, раз пятнадцать — я был взволнован не на шутку. Все это было по меньшей мере удивительно: что я, как оказалось, мог еще так реагировать на женщину. А я надеялся, что со всем подобным покончено уже навсегда.

Но мне стало хорошо. Как-то грустно-хорошо. Бывает так. Бывает. Ну и дела…

Глава пятая

Привычка разыскивать людей, и нередко таких, кто вовсе не желает, чтобы их нашли, вырабатывает у репортера определенные стереотипы поведения, алгоритмы действий в типичной обстановке. И к их числу, несомненно, относится движение по оставленным следам. Известно, что нужного человека там не отыскать, но почти обязательно при внимательном поиске можнр обнаружить хоть какие-то указания на то, в каком направлении искать дальше. Сейчас знал, что одного из нужных мне людей не найду, но зато могу напасть на след второго. С первым теперь придется трудно, потому что вчера некий неизвестный тип, замеченный мною у «Реанимации», все-таки не позволил нейтрализовать себя — видно, инстинкт самосохранения у него был хорошо развит. Ну что же, есть хоть и маленькая, но надежда встретить другого нужного мне человека на том сборище, которое я бьл намерен посетить в самом скором будущем. Да, а тот типчик ушел. И мой сосед по пивному бару, позволивший себе упустить его, некоторое время вынужден будет обходиться без излюбленного пойла. Пусть побегает.

В таких грустных размышлениях я утром выпил кофе под аккомпанемент новостей по телевизору. Дали довольно подробный отчет о вчерашних демонстрациях — той, которую я видел, и другой, происходившей в другом месте. Второе сборище состоялось близ не так давно построенной мечети, носящей великое имя Абдаллаха ал-Аббаса Абу-л-Аббаса, известного в истории также под прозвищем Хабр ал-Умма, подчеркивающем его необычайную ученость. Он был двоюродным братом Пророка. Демонстрация прошла мирно, и самым громким звуком на ней был призыв му'аззина, когда пришел час молитвы; хотя вообще-то собрания мусульман бывают не менее шумными, чем митинги насара, как арабы называют христиан.

В разделе международных новостей ничего особо интересного не возникло.

Вообще в последнее время вся мировая внешняя политика как бы притихла, что являлось верным признаком того, что вот-вот могут начаться какие-то крупные события — не военные, разумеется, но дипломатические и — неизбежно — экономические. Я обратил внимание лишь на заявление китайского руководства по поводу предстоящего российского референдума. В заявлении высказывалась некоторая озабоченность. Тон его был достаточно спокойным, поскольку результаты референдума вряд ли могли серьезно повлиять на политическое и экономическое положение Китая в мире, он занимал важные позиции в Тихоокеанском блоке и мог оставаться почти спокойным до тех пор, пока ислам не расширит свое присутствие в Восточном Туркестане — но то были чисто внутренние дела великой страны.

Существовала, конечно, и другая сторона вопроса — государственная.

Насколько мне было известно, в последние годы в стране несколько увеличились ряды сторонников реставрации Поднебесной империи. Однако в Китае издавна умели решать свои внутренние проблемы быстро и круто, без оглядки на мировое общественное мнение.

Те же, кому действительно следовало волноваться по поводу возможных перемен в России, пока что помалкивали. Это вовсе не значило, что они недооценивают всей важности событий, но говорило лишь о том, что сегодня все переговоры по этому поводу происходят в руслах тихой дипломатии, без выхода информации в печать. Поэтому журналисты старались копнуть как можно глубже, порой наугад, подчиняясь только интуиции, в надежде натолкнуться на что-нибудь серьезное.

Мой «ГАЗ-Асхаб» смирно стоял на отельской парковке в том самом месте, где я его оставил накануне вечером. Прежде чем отворить дверцу, я постарался убедиться в том, что в мое отсутствие никто в машину не залезал, не открывал ни багажника, ни моторного отсека. Для контроля я успел вчера оснастить машину системой сигнализации, которую привез с собой специально для таких целей. Система была в порядке, машина — тоже, никто не пытался ни обчистить ее, ни заминировать. Мелочь, но приятно.

«Черт, — подумал я, усевшись за руль, — почему я вчера не предложил Наташе заехать за ней? Было бы куда проще…»