Вариант 'Бис'

- Алексей, - говорю.

- Не думай о нем, брось. Как сердце?

- Да нормально, - говорю. - Чего ему. Спасибо тебе.

- Чего там, еще козлов всяких... У меня дед как ты. За своих убить мог...

- Я убивал.

Сказал, и екнуло сразу, первый раз в жизни я сказал это.

- Да я понял... - махнул рукой. - Дед в артиллерии был, и все друзья у него такие, как ты. Он был бы рад тебе...

- Жив?

- Умер, два года назад, - мужик перекрестился: спокойно, без нарочитости.

- У меня брат был в артиллерии, погиб в сорок третьем.

- А ты где?

- На флоте. "Кронштадт".

- В самом Кронштадте?

- Крейсер.

- Вух... - он посмотрел как-то по-ново, с потрясением. - Здорово. Ну, конечно, здесь же Питер все-таки. Значит, ты всех их видел, Покрышкина, да?

- Да нет, какое там. То есть, видел, конечно, но в деле - как самолет пошел, так знаешь, что их команда. А так, в парикмахерской вместе не стриглись...

Мы посмеялись оба, кто к разговору прислушивался, поддержали. Пацан лет шестнадцати сказал: "У меня дед тоже на эсминце воевал, как вы, посмотрел светлыми глазами. - А про "Кронштадт" в школах проходят, только я ни одной фамилии не помню".

- Москаленко, - сказал я.

- У-у-у! - протянула тогда сидевшая напротив тетка с большой коричневой сумкой, прижатой к животу. - Понятно, за что вы его! И хорошо, а то развели тут, хохол - не человек, белорус - не русский. Да какая разница!

Ее активно поддержали, тема была не новая. Из зала выглянула мастерица, с интересом на меня посмотрела и махнула рукой Ивану. Тот встал и, подмигнув мне, прошел в зал.

Я почему все это вспомнил - в следующий раз я встретил его на днях, только год спустя. Наверное, он все же живет где-то неподалеку. Иван шел под руку с темноволосой девушкой лет двадцати пяти, оба улыбались во всю Ивановскую. Он узнал меня, приветливо махнул рукой, я махнул ему в ответ, и мы разошлись, улыбнувшись друг другу. Я не стал его задерживать, и только когда мы уже разминулись, я, остановившись, обернулся ему вслед. Старик с некрасивым косым шрамом на скуле, опирающийся на палку, - и уходящая широкая спина коротко стриженного мужика с держащейся за его руку девчонкой.

Я пережил страшную войну и сотни смертей - нужных и бессмысленных. На моих глазах был создан наш флот, со мной он вышел в океан. Я видел его расцвет и его второе рождение, когда наш флаг знал и уважал весь мир. Я дожил до его заката. Флот разгромлен и разрезан на иголки, проданный по цене металлолома, но я верю, что это еще не конец. Будут построены новые корабли, и не дай Бог им начать то, что мы надеялись закончить навсегда. Но я спокоен и счастлив. Я абсолютно, с уверенностью старика, стоящего уже близко к краю, убежден: если придется, эти ребята будут драться, как мы. Они плоть от нашей плоти. Дай им Бог всего. И ветра в спину.

Между Сциллой и Харибдой

(военные альтернативы и альтернативные войны)

Вместо послесловия

Вечно разветвляясь, время ведет к неисчислимым вариантам будущего...

Хорхе Луис Борхес

Известно, что наука история не имеет сослагательного наклонения. Очевидно, именно потому из нее никогда не извлекают никаких уроков. Зато как-то так повелось, что учебником жизни для людей служит литература. А тот жанр литературы, в котором история прошедших времен приобретает сослагательное наклонение, мудрые критики и литературоведы отнесли к фантастике и дали ему название "альтернативной истории".

Правда, время от времени раздаются голоса, требующие причислить к фантастике, сиречь альтернативной истории, едва ли не всю историческую беллетристику - на том основании, что авторы исторических романов в большинстве случаев описывают не реальные события, а лишь свои представления о них. В лучшем случае, это будет реконструкция, сделанная по немногим известным фактам, в худшем - выдумка "по мотивам". И чем дальше в глубь истории мы будем удаляться, тем меньше фактов и больше допущений окажется в нашем представлении об этих эпохах. Впрочем, то же самое с полным основанием можно сказать и о XX веке, история которого с полным основанием получила звание "непредсказуемой".

Однако, даже в тех случаях, когда изучение документов и свидетельств очевидцев способно дать нам исчерпывающую картину событий, остается еще проблема анализа этих событий. Любой же анализ неизбежно приводит исследователя к сравнению вариантов: того, который имел место в реальной истории, и того, который не состоялся, но мог бы произойти при изменении некоторых условий. Даже если исследователь не желает лезть в дебри беспочвенного фантазирования, для того чтобы понять смысл и значение каких-либо действий и решений, он вынужден примерять на изучаемые события варианты других действий и решений, тем самым поневоле конструируя альтернативную модель реальности. Кстати, конструирование таких альтернативных моделей, но обращенных не в прошлое, а в будущее, именуется футурологией и входит в число вполне солидных и уважаемых социологических дисциплин.