Вариант

– Мне лучше знать, стоило или нет! – высокомерно отрезал сенатор. – Какое мне дело до того, что он родственник Кикены? Тем хуже для них обоих! Этот бездарный посадник превысил свои полномочия, присвоив жалованье древорубов и превратив их из вольноотпущенников в рабов. Теперь, благодаря его тупости и жадности, на наших северных границах возник инцидент, грозящий безопасности Пата.

– Преувеличиваешь, Гелюций. Тебе снятся плохие сны? Из Цинтийских болот древорубам не выбраться.

– Я воскурю фимиам богине удачи Потуле, если будет так!

Плуст хитро прищурился и допил второй кубок.

– Ставлю карбского жеребца за свои слова, – сказал он.

– Тысяча звондов против. Когда проиграешь, – сведешь свою клячу на живодерню, а мясо раздашь рабам. Если только она не успеет околеть до прибытия паралузской почты.

Плуст промолчал, только снова оскалился. Он ничего не терял, ставя в заклад карбского жеребца – старого, заезженного одра, доживающего свой век.

Подошла рабыня и поставила на стол блюдо с кирейскими птичками, запеченными на спицах в листьях, и две чаши – с острым соусом по-килонски и с зеленью. Не дожидаясь приглашения, Плуст стащил со спицы одну птичку, обмакнул в соус и откусил сразу половину.

– Удивляюсь, как у тебя их готовят, – проговорил он, отправляя в рот изрядный пучок зелени и запивая вином. – Твоих птичек можно есть с костями.

Крон усмехнулся. Необыкновенная прожорливость Плуста, которая, как ни странно, не шла ему впрок, стала притчей во языцех. По городу даже ходили нецензурные стишки о том, что все съеденное им затем переваривается и усваивается желудками его содержанок. И действительно, все его содержанки были тучными и дородными.

– Сегодня в термах Тагула устраивает после-триумфальное омовение, – сообщил Плуст, принимаясь за следующую птичку. – Будут гетеры, кеприйские музыканты и угощение на две тысячи звондов. Сам Солар согласился сочинить ему хвалебную песнь.

– Говорят, Кикена с Тагулай нашли общий язык? – вяло спросил Крон.

– Не удивительно, – подхватил Плуст. – Консул ищет сильных сторонников, поскольку в последнее время его политика не вызывает у Сената особого удовлетворения. А Тагула – как раз тот, кто ему нужен. Герой,»дважды император, армия его превозносит, но в политике, мягко выражаясь, тугодум. И если Кикена приберет его к своим рукам, то весь Сенат будет плясать под его струны.

Плуст перестал жевать и, наклонившись вперед, доверительно сообщил:

– Между прочим, консул предложил Тагуле в жены свою сестру…

– Непорочную Керту, – хмыкнул Крон. – Она же страшнее твоего карбского жеребца.

– Ошибаешься, сенатор, ошибаешься! – повысил голос Плуст. Он отрицательно помахал перед лицом лоснящейся ладонью. Глаза его так и блестели. – Тиксту!

«Вот это да! – присвистнул Крон. – При незамужней старшей сестре выдать замуж младшую? Плевал на приличия наш консул, когда из-под него выдергивают консульскую подушку!»

– Естественно, как предложение, так и согласие пока были неофициальными.

Крон взял спицу с нанизанными птичками и, держа ее, как шампур с шашлыком, стал аккуратно есть. Плуст же принялся наполнять очередной кубок, разливая вино по столику. Он хмелел просто на глазах.

«Это уж совсем некстати, – недовольно подумал Крон. – И откуда у них такая патологическая тяга к пьянству – даже застольный этикет предписывает выпить все, что стоит на столе, в знак уважения к хозяину и его дому. Впрочем, сам виноват. Если тебе нужен трезвый Плуст, то нечего ставить полный кувшин вина».

– До сих пор я считал Кикену если и не очень умным и дальновидным, то достаточно хитрым политиком, – проговорил он. – Но, организуя такую свадьбу, он может потерять лицо в Сенате. И я не уверен, что приобретение зятя-героя в лице Тагулы перевесит потери.

– Напрасно! – захохотал Плуст. – Не такой дурак наш консул. Увидишь, еще до официального предложения Керта станет жрицей в храме Алоны.

Крон промолчал.

«Ну вот, ты и узнал все, – подумал он. – Кикена не обманул твоих ожиданий. Приличия будут соблюдены, общественное мнение удовлетворено. И хотя за спиной Кикены начнут расползаться сплетни и слухи, это не помешает ему сохранить статус добропорядочного гражданина».

Тем временем Плуст охмелел. Заикаясь и постоянно хихикая, он начал рассказывать анекдот о бондаре, его жене и ее любовнике, выдававшем себя за покупателя. Анекдот был старый, заезженный, и Крона всякий раз, когда он слышал его, коробило, как марктвеновского янки – сразу же всплывал в памяти аналогичный анекдот, встречавшийся и у Боккаччио, и у Апулея. Интересно было бы проследить истоки возникновения анекдота здесь, в Пате, – случайное это совпадение или же кто-то из коммуникаторов блеснул остроумием древних?

Крон вытер руки о край простыни, хлопнул в ладоши и приказал рабыне подать одежды. Натянул на себя нижнюю холщовую рубаху, затем застегнул кожаный пояс с тяжелой литой пряжкой, продел в петлю короткий меч. Рабыня попыталась обуть его в сандалии, но он отмахнулся и сам завязал ремешки.

– Ты сейчас в Сенат? – спросил Плуст. – Я с… с тоб… с тобой.