Вариант

– У меня для вас неприятные новости, Гелюций, – сказал Артодат и сглотнул слюну. – Зачем вам понадобилась статья о событиях в Паралузии? Разоблачением корыстолюбивых намерений посадника Люта Конты вы разворошили осиное гнездо Кикены и его приспешников. Мягко говоря, вы поступили несколько опрометчиво, рискнув написать подобное до окончания инцидента. Я бы не хотел сегодня сидеть на вашей подушке в Сенате.

– Спасибо. Я не нуждаюсь в советах, – надменно проговорил Крон. – Что еще?

Лицо Артодата вытянулось, взгляд застыл.

– Консул увеличил регламент. Третьим вопросом добавлен проект скрижали о мерах веса, объема, расстояний и времени.

Крон рассмеялся.

– Если вы думаете, что это плохая новость, то ошибаетесь. Палий, вы же знаете, что я целиком и полностью поддерживаю это предложение. Давно пора. Или, быть может, у вас есть сведения, что его забаллотируют?

– Нет. Кикена тоже заинтересован в принятии скрижали.

– Так в чем же дело? – Крон заломил бровь. – И улыбайтесь, что вы смотрите на меня, как бастурнак. На нас уже обращают внимание.

– Сейчас и у вас, Гелюций, пропадет желание улыбаться, – пробормотал Артодат. – Утверждение скрижали послужит поводом для нападок на «Сенатский вестник». Сейк Аппон обвинит вас в субъективистских взглядах на политические акции Сената, которые вы распространяете среди граждан Пата, подрывая тем самым авторитет властей. И в заключение потребует запрещения издания «Сенатского вестника». Конечно, они прекрасно понимают, что голосование еще неизвестно в чью пользу закончится, поэтому консул, вроде бы для умиротворения бушующих страстей, найдет такое решение вопроса чересчур жестким и предложит передать издание «Сенатского вестника» в ведение Сената.

«То есть в свои руки, – подумал Крон. – Ловок Кикена! И „Сенатский вестник“ заполучить, и заслужить славу миротворца…»

– Да? – Он вдруг весело рассмеялся. – Прекрасный анекдот, прекрасный!

Крон кивнул двум парламентариям, проходившим мимо, и лишь когда они отошли на достаточное расстояние, спросил:

– И вы, конечно, подготовили достойный ответ?

– Да, Гелюций. Нас хоть и мало, но…

Крон предостерегающе поднял руку.

– Никаких действий не предпринимать. Я отдам им «Вестник». Но!… – Он многозначительно поднял палец. – По окончании моей речи вы… Впрочем, нет. У Ясета Бурха это получится лучше. Пусть он предложит меня куратором «Сенатского вестника». Все?

Артодат растерянно кивнул.

– Идите и успейте предупредить Бурха раньше, чем жрец разрешит заседание.

Крон снова рассмеялся и сильно хлопнул Артодата по плечу.

– Что мне в вас особенно нравится, друг мой Палий, – громко сказал он, – так это умение рассказывать анекдоты. Вы сами никогда не смеетесь!

Речь Кикены выглядела унылой и скучной, впрочем, как и все хвалебные торжественные речи. Сенаторы откровенно зевали, шепотом переговаривались. Наверное, только один Тагула, сидя на почетном месте, слушал с вниманием, ерзая по каменной скамье при каждом упоминании его заслуг перед Патом. А так как свою речь Кикена целиком и полностью посвятил ему, то ерзал он постоянно. Впрочем, Артодат шепнул на ухо Крону другую причину непоседливости дважды императора. Тагула забыл взять подушку и теперь боялся застудить седалище.

Наконец консул сказал «дикси» и возвратился на свое место. Неизвестно, кому из коммуникаторов пришло в голову ввести латинское «я сказал» в обиходную речь, но оно прочно вошло в язык Пата, причем именно в латинском звучании. И это слово стало своеобразным мостиком между Древним Римом и современным Патом.

Речь Кикены слабенько поприветствовали.

Затем Пист Класт Дартога, казначей Сената, доложил о состоянии казны и расходах на триумф Тагулы. Несмотря на явно завышенную сумму, постановление о списании расходов приняли благосклонно, хотя и без особого энтузиазма. Казнокрадство в Сенате считалось обычным делом, вопросов по расходам не поступало, и казначей сел на свою подушку, с удовлетворением отдуваясь.