Здесь следует обратить внимание на то, что имени Рурик в надписи нет, а есть Ryþrikr. Шведские исследователи, естественно, размышляли, чтобы это значило. Высказывались, предположения, что за таким написанием могло скрываться имя Ryðingr или RøðingR, но выяснилось, что эти имена не встречались в шведских рунных надписях. Только в документах от 1293 г. несколько раз упоминалось имя Røthingr. Поэтому «большинством голосов» решили читать имя в надписи как Rörik, но с вопросительным знаком. Аргументация явно слабоватая, поскольку камень с фрагментом надписи был найден, вделанным в каменную церковную ограду, соответственно, надпись могли сделать и довольно поздно, поэтому необязательно сверять имя в этой надписи с другими рунными именами. Но тем, кто дешифровывал эту надпись (а эта часть рунного наследия издавалась в 40-е гг. прошлого столетия), очень хотелось зафиксировать как можно больше шведских Руриков, пусть хоть и позднего периода.
Итак, если исключить имя Ryþikr из надписи в Домском соборе Упсалы, ибо его приписали к списку Руриков явно для подкрепления хлипких рядов носителей этого имени в шведской истории, то получается всего четыре штуки, разбросанных там и сям на протяжении ХІ-XII веков. Конечно, это как минимум на столетие раньше, чем у датчан и норвежцев (если считать реальных людей, а не литературных героев), но в любом случае оно непреодолимо далеко от середины IX в., т. е. того времени, когда жил и действовал русский князь Рюрик. Кроме того, имя Рурик из рунных надписей, мелькнув в нескольких отдельных случаях, так и не закрепилось в шведских именословах. Неизвестно имя Рюрик в шведских именословах и до сего дня. О чем это говорит? Это говорит о том, что Рурик/Рёрик было случайным для шведского общества именем, носители которого не имели связи с историей шведского народа, и потому это имя воспринималось всегда как чужеродное в исторической шведской именословной традиции.
Иными словами говоря, это заморское имя заимствовалось отдельными представителями шведского общества в силу каких-то особых обстоятельств и не получало распространения за пределами семьи, поскольку ни один из его носителей не совершал ничего, что могло бы послужить предметом общенациональной гордости. Например, Рурик с надгробного камня в Норрсундской церкви, украшенного орденом Святого Георгия, явно, принадлежал к семье, имевшей заслуги перед местной церковью. Поэтому естественного предположить, что его отец Ульв был преданным христианином и потому вполне мог выбрать для одного из своих сыновей редкое для шведа имя Ruricus, которое еще с римских времен было известно и в житийной литературе (Житие Святого Мартина), и среди представителей римско-галльской духовной знати, а затем и у духовных пастырей в королевстве франков. Имя-то ruRikr начертано как раз в традициях кельтского или римского написания Ruricus, а не как «древнегерманский» Хрюрик.
То же самое и с сомнительным «Руриком» из Упсалы. Наверняка, ryþikr в этой частично утраченной надписи соответствовал имени Ryðingr/Røthingr, которое в Швеции отмечено только с 1293 г., но зато в Дании оно зафиксировано как Rothinger/Rotingaro, лат. Rothingerus уже в 1177 году. При этом обращают внимание варианты, в которых имя Rothinger проявило себя у датчан. Так, вариантом этого имени является Rogincer (1186 г.) и Rosengar из датского песенного фольклора[738]. Совершенно очевидно, что здесь имеет место чередование именных основ
Заимствование имен и именных компонентов в скандинавские именословы было вообще необходимой частью историко-культурного развития стран Скандинавского полуострова. Уже в наиболее ранних шведских рунных надписях можно отметить имена, которые «пришли» в Швецию с южнобалтийского побережья. Например, на знаменитом рунном камне «Рёкстенен» (Rökstenen, Ög 136) из Восточной Гёталанд, который датируют первой половиной IX в., есть имя Варин (Varin/uarin). Варин — отец Вэмуда (Væmodh/uamuþ), в память которого он воздвиг камень с рунами. Шведский лингвист Мод