В тот день российские банкиры остались без подсказок, а отправка во Владивосток скорого поезда с затворами новой системы для восьмидюймовых орудий была отложена на три дня. Николай так и не дождался своих главных советников для ставшей уже традиционной ежевечерней беседы. Посланные во все укромные уголки дворца на поиски пропавших слуги вернулись с известием, что «великая княгиня заперлась у себя в покоях и не отвечают, а господина Банщикова нигде найти не удалось». В ту ночь доктор Банщиков впервые остался в спальне Ольги. Но именно «остался», ничего более. Если бы кто нибудь из прежних Московских знакомых «доктора Трефа Вадика» узнал, что он провел ночь в комнате молодой и привлекательной женщины, и не сделал никаких попыток «вступить в близкий контакт третьего рода», они бы не поверили. Само его прозвище «Треф» происходило не от карточной масти, а от английского принципа трех F — find them, f**k them, forget them. Но — иные времена, иные нравы, да и если уж на то пошло — иной, экстерном повзрослевший и поумневший Вадик. Он чувствовал к этой женщине сочувствие и огромное уважение, но ничего больше. Остальные чувства пришли позже, постепенно. А в ту ночь он просто слушал. О том что такое жизнь великой княжны, при «голубом» муже картежнике. О том, как большинство знакомых рассматривает ее как способ ускорения карьеры или источник денег. О ее чистой и, как это не смешно звучит для замужней женщины, целомудренной любви к молодому офицеру, который был вчера убит в Манчжурии шрапнельной пулей в голову. О том, что даже траур по нему она открыто носить не может, только как траур по всем погибшем в ее подшефном полку… Наконец, под утро, выговорившись, княжна смогла уснуть.
В следующие пару недель Вадику было не до утешения княжны.
«…Русские крейсера своими немотивированными действиями в районе Суэцкого канала и других местах интенсивного судоходства ставят под угрозу деятельность английских предпринимателей. Распространение Россией боевых действий русско-японской войны на весьма удалённые от Японии театры вынуждает Британию принять ответные меры. В связи с этим правительство Империи не намерено дольше терпеть в своих водах боевые корабли обеих держав. Контроль за соблюдением воюющими сторонами правила 24 часов в водах Империи будет до предела ужесточён. Также будет ограничен отпуск из британских портов угля воюющим сторонам. Правительство Империи призывает все остальные страны последовать примеру Британии — не потворствовать входящим в их порты боевым кораблям и не продавать ни боевым, ни коммерческим судам высококачественный уголь.»
На столе перед Вадиком лежали доставленный пароходом выпуск «Таймс» трёхдневной давности и копия свеженькой ноты, выданной британским послом в Петербурге. Содержимое практически не отличалось.
— Суки! Не могли найти более изящной формы заявить, что русским путь в Суэц закрыт. Ведь лоцманскими и таможенными формальностями всегда можно время прохождения канала довести до 3–4 суток. И потребовать интернирования «нарушителя правила 24 часов», — кратко и емко резюмировал Вадик содержание прочитанной статьи, в беседе с Витте, — значит как «Ваканду» с «Оккупадой» продавать — так это не пособничество японцам, а как заставить портовые власти Суэца работать честно — так это помощь русским? Или что-то тут не так? Я ж всё равно с германскими угольщиками броненосцы во Владивосток приведу. И они это тоже знают. В чём тогда подвох? Не в призыве ли ко «всем остальным странам»? Но из остальных на историческом маршруте русских броненосцев только французские владения! Не сторговались ли союзнички у нас за спиной? Не ускорилось ли формирование антанты?
Пришлось, забыв о всех прежних планах на день, переться к самодержцу — объяснять ситуацию и её возможные последствия, чтобы получить из высочайших рук срочную записку министру иностранных дел RRR, чтобы тот активизировал поиск на предмет возможных переговоров бриттов и франков, чтобы…