— Останки потом будут сброшены в шахту в тайге, где их найдут только в девяностые годы. А сама Россия, проиграв гораздо более серьезную войну, чем Русско-Японская, на пять лет скатится в братоубийственную гражданскую!
— Хватит!!! — уже не шептал, а кричал Николай.
— Зато можете радоваться, вас потом канонизирует и станете вы великомучеником Николаем, — с убийственно-злым сарказмом продолжал крушить хрустальные замки царя Вадик, — за такое и всю семью подвести под расстрел не жалко, не так ли, Ваше Величество? Оно того точно стоит…
— Не надо, пожалуйста, не надо!!! — у Николая началась первая в зрелом возрасте истерика.
— Не надо? Так а я-то тут при чем? — удивился Вадик, — я-то ничего, что к этому привело, не сделал. Меня тогда еще вообще не было, не родился я. Даже родители моих бабушек и дедов еще не встретились. Вас, Николай Александрович, простите, в МОЕМ (выделил голосом Вадик) мире, не поддержал НИКТО. Вы умудрились, пытаясь угодить всем, наступить на мозоль каждому. Даже дворянство и малограмотные крестьяне, которые сейчас на вас молиться готовы, через тринадцать лет пошли против вас. И при известии о вашей гибели больше злорадствовали, чем горевали. И вы хотите повторения ЭТОЙ истории? Тогда можете продолжать в том же духе, а я, пожалуй, перееду в Новую Зеландию, там-то в ближайшие полвека будет тихо, на мой век хватит…
— А что, еще что-то можно изменить? Ведь это в вашем мире уже было? Может, это свыше предопределено, — подавлено отозвался Николай.
— Хрена лысого что-то вообще может быть предопределено! — грохнул по столу кулаком лекарь Вадик (или Миша — он уже и сам запутался), — у нас и «Варяг» не прорвался, и Макаров на «Петропавловске» погиб на мине 31-го марта, а тут — все это уже пошло по другому!
— Так, может, тогда и подвала этого Иматьевского дома не будет, если все уже пошло по-другому? — встрепенулся Николай.
— ИПатьевского, а не Иматьевского. А вот это уже только от вас зависит, ваше величество, — не стал слишком уж обнадеживать царя, способ управления которым он наконец, кажется, нащупал, Вадик, — кризис в обществе — он системный. И поражение в войне, которое избежать, кстати, довольно просто, это не его причина, а следствие. А то будет не Ипатьевский дом в Екатеринбурге, а, скажем, Мазаевский в Питере. Вам от такого поворота истории правда станет легче? Надо не бороться с проявлениями кризиса, а искоренять его причину!
— А в чем же причина? — кажется, в первый раз за все царствование проявил интерес к делам своего государства хозяин земли русской.
— На данный момент ситуацией в стране недовольны все слои общества. Крестьянам хочется побольше земли, причем — задаром. Дворянам — уже прогулявшим выкупные платежи по Парижам и Баден-Баденам — побольше денег и продолжать ничего не делать при этом. Интеллигенции — побольше свободы, хотя они понятия не имеют, что это такое и с чем ее едят, и вообще, чтобы Россия стала Европой. Военным-идиотам — повоевать, тогда как военным умным — не делать этого ни в коем случае. Купцам, предпринимателям и банкирам — побольше возможности для зарабатывания, вернее, воровства. Нарождающийся класс рабочих, пролетарии, требуют принятия рабочего законодательства, которое защищало бы их права и не позволяло бы купцам, предпринимателям и банкирам их настолько явно обворовывать. И всем почему-то кажется, что вы и только вы должны все их и только их требования удовлетворить.
— Но как? Это же невозможно — угодить всем… — пролепетал Николай.
— Выберите тех, чьи требования кажутся вам наиболее справедливыми и невыполнение которых уж точно приведет к революционному взрыву. Но сразу вынужден предупредить — в «тот» раз вы сделали ставку на дворянство. Так что его я бы вычеркнул.
— А кто тогда остается, банкиры? — попытался угадать самодержец.
— Ха! Вот уж эти достойные мужи, сколько вы им не предложи, перепродадут и вас, и всю Россию оптом тому, кто предложит на пять копеек больше! — хохотнул в ответ доктор, — нет, конечно. Я бы попытался начать не сверху, а снизу. Крестьянство, вот кто пока в России составляет большинство населения. И единственный способ остановить брожение в этой бочке, у которой вот-вот сорвет крышку со всем, что на ней стоит, а это и мы с вами — это решить земельный вопрос. В нашей истории его с переменным успехом решал Столыпин, пока его не грохнули. Если его немного перенаправить с обязательного разрушения общины в в сторону более активного наделения землей тех, кто из нее и так готов выйти… Ведь для прекращения брожения достаточно удалить дрожжи. А если дать активным людям России возможность зарабатывать и брать столько земли, сколько они могут вспахать, то им никакая революция не нужна уже будет! А старая община — это готовый источник кадров для заводов, которых нам через пару лет надо строить сотнями.
— Но каждый завод — это же эти ваши «пролетарии», не они ли устроили ту самую революцию, о которой вы говорите? — скептически протянул немного успокоившийся Николай.