«Варяг» не сдается

Очередная волна перевалила через пароход, сбегая кипящими ручьями по палубе и смывая в море несчастных пассажиров. Море вокруг парохода кишело людьми. Но, что странно, среди месива пассажиров, барахтающихся в воде, не было ни одной шлюпки. Все они стройными рядами висели на своих местах, покачиваясь в такт движениям тонущего парохода. Похоже, «Наканоура-Мару» стала тонуть быстрей, чем команда смогла спустить шлюпки.

Берг глянул на старпома и принял решение, от которого в иные времена пришел бы в ужас.

– Макар за командира. Шлюпки на воду, топоры в шлюпки, – перегнувшись через перила, крикнул Берг вестовому и повернулся к сигнальщику. – Отсемафорь на «Мару»: будем спускать их шлюпки.

– Есть семафорить. – Матрос откинул крышку с прожектора и принялся щелкать переключателем.

Заморгал прожектор. Засвистели дудки, и призовая команда забегала по палубе, распуская узлы и готовя шлюпки к спуску. На удивление, с «Мары» моргнул прожектор: в капитанской рубке еще были люди.

– Саша! – Чагин удержал готового сбежать по трапу командира. – Не по уставу.

Они были ровесники и обращались друг к другу на «ты». Только в особых случаях или в присутствии нижних чинов офицеры говорили друг другу «вы».

– А что по уставу? Вытаскивать утопленников – это по уставу.

Чагин промолчал. Вода была пять градусов по Цельсию, а «Бесстрашный» не сможет подойти к тонущему пароходу из-за сильной качки, и все, кто не сядет в шлюпки, через полчаса умрут от переохлаждения. На миноносце было шесть двенадцативесельных вельбота и барк. А на «Мару» – двадцать пять шлюпок, способных вместить почти восемьсот человек.

– Если меня расплющит о борт «Наканоура-Мару», не говори об этом моей семье. Лучше скажи, что свалился за борт пьяный во время ночной вахты. Типа, заснул мудак и выпал.

– Да пошел ты. – Макар откинул капюшон и встал к дальномеру, прикидывая, насколько еще можно подобраться к тонущему пароходу.

* * *

Минут через сорок на помощь «Бесстрашному» пришел французский пароход «Марсель», а еще через час вся акватория уже пестрела кораблями. В основном это были японцы: крейсер 2 ранга «Акаси» с двумя миноносцами, плавучий госпиталь «Идзумо-Мару» и авизо «Мияко».

– Ишь, налетели. – Берг поежился. Его знобило, и, похоже, он заболел, но был доволен. Всех, кто был в воде, они вытащили и подняли в шлюпки и на борт миноносца. И теперь, сжимая кружку с дымящимся кофе, капитан с удовольствием созерцал, как людей перевозят на другие корабли.

Беспокоило его совсем другое: среди спасенных были исключительно японские мужчины в возрасте от двадцати до двадцати пяти лет. Причем все японцы были голыми. Так их и вытаскивали из воды. Получился этакий голожопый аттракцион, и если бы не масляное пятно, которое оставила после себя «Наканоура-Мару», наверное, было бы смешно.

Раненых перевезли на «Идзумо-Мару», членов команды – на «Мияко», а молодежь почему-то забрал себе капитан 2 ранга Тейсина Миядзи, командир крейсера «Акаси». Миядзи лично пожал руку Бергу и пообещал, что Япония никогда не забудет подвиг русского офицера. Берг хотел было спросить про голых японцев, но передумал. Как-то было неловко в столь торжественный момент интересоваться, а что это триста голых мужиков делали на «Наканоура-Мару» и чем они там занимались.

– Это вам. – Миядзи протянул Бергу бутылку яванского рома. – У меня к вам будет маленькая просьба, лейтенант. Не говорите журналистам, что мои сограждане были голыми. Мне так стыдно за нацию…

* * *

Ровно через сутки «Бесстрашный» вошел в Порт-Артур и встал на рейде. Одновременно с якорем, ушедшим на дно залива, на мачте взвился гюйс, и барабанщики грянули дробь. Командир провел смотр команды и, выставив караул, дал остальным сутки свободного времени – своего рода отпуск за нескончаемые труды и бессонные ночи. После обеда с «Бесстрашного» спустили барк, и Берг в отутюженном мундире отправился в порт, чтобы доложить о том, что его команда достойна похвалы, а лично он – Георгиевского креста IV степени.

По дороге в штаб эскадры он остановился возле одноэтажного дома, украшенного бумажными фонариками. Рядом с домом стоял щит, на котором был нарисован фотоаппарат. Возле резной двери темно-красного дерева красовалась медная табличка, сообщающая всем путникам, что фотографическое заведение «Нариами и сын» работает без выходных и без перерыва.

Щелкнув пальцами от удовольствия, Берг дернул звонок и, не дожидаясь, когда его соизволят позвать, раздвинул двери и вошел внутрь.