– Александр Михайлович, голубчик, скажите им, чтобы не палили зря.
Засухин снял с крючка рупор.
– Прекратить стрельбу, – пробасил он осипшим от ветра и мороза голосом.
– Так он первый начал, ваш благородие, – крикнули с бака, где возле головного орудия суетился расчет, загоняя сорокакилограммовую чушку в орудие.
– Право, как дети малые. – Беляев поднял бинокль.
– Так что, ваш благородие, стрелять?
– Погодь чуток.
– Что? – не расслышали на баке.
– Ждать команды! Идем на сближение! – Старпом крикнул в рупор, превозмогая боль в горле.
– Заряжай! – Старший артиллерист, лейтенант Степанов, дал отмашку, и подручный комендора дослал снаряд в казенник.
– Вот це дило, а то не стрилять. – Данило Гринь принял из погреба беседку со снарядами, уложил ее на тележку и поволок к орудию.
Вернув лодку на прежний курс, Беляев снял телефон и спокойно распорядился поднять пар во всех котлах и давить на всю катушку, разгоняя канонерку до 13 узлов.
– Утопят, Григорий Павлович! – Старпом подошел к командиру и стал рядом с ним.
– Двум смертям не бывать. – Беляев высунулся из рубки. – Степанов, крейсер по курсу видишь?
Лейтенант в ответ только кивнул.
– Он твой.
– Прицел двадцать! Крейсер по курсу. – Степанов держал в одной руке бинокль, а в другой поправочные таблицы, по которым сверял расчеты. В отличие от японцев, на русских кораблях не было стационарных дальномеров и оптических прицелов, так что все приходилось делать вручную: вручную считать и вручную корректировать.
Младший комендор плавно начал вращать ручку станка, застучали шестеренки, вертлюг дернулся, и ствол стал забирать вправо, ловя своим распахнутым зевом прыгающий на волнах «Такачихо».
Штаб-офицер Масазане Танигучи подошел к Уриу, который стоял, опершись на трость из слоновой кости, и прижал сомкнутые ладони к груди.
– Господин контр-адмирал, русская лодка идет на «Такачихо».
Уриу перекинул трость под мышку и откинул руку. Ординарец тут же вложил в нее бинокль. Подражая командующему, все офицеры, стоящие в рубке, поднесли к глазам бинокли, и в адрес «Корейца» посыпались шуточки.
– Похоже, он сошел с ума.
– Наверное, хочет его таранить.
– Все гораздо проще: у них забился гальюн, и они решили, что на «Такачихо» им позволят сходить в сортир.
Дружный смех в рубке ударил по ушам, и адмирал сморщился. Молча вернул бинокль ординарцу и поднял трость. Стальной конец уперся в грудь мичмана, так неаккуратно пошутившего насчет русских.
– Не смешно!
Смех оборвался мгновенно, будто его и не было. Мичман побледнел и замер в ожидании наказания.
– Сыновья тигра не бывают псами. – Уриу опустил трость. – Если он потопит «Такачихо», я повешу вас на рее. Вы поняли меня, мичман?
Молоденький мичман, из декабрьского выпуска, не мог вымолвить ни слова, только раскрывал рот, словно рыба, выброшенная на берег.
– Пли!!! – Степанов с такой силой махнул рукой, что в какой-то миг ему показалось, будто она вылетела из предплечья.
Орудие с ревом извергло пламя, посылая свою смертоносную посылку «братьям с Востока».
Все, кто был на палубе, видели, как снаряд, словно по маслу, вошел в борт чуть ниже ватерлинии. Через секунду «Такачихо» вздрогнул, и из пробоины вырвался сноп огня, смешанного с пороховыми газами. Свято место пусто не бывает, и в образовавшуюся дыру хлынули темные воды залива. Японский крейсер будто споткнулся о невидимое препятствие. Зарылся в воду и стал оседать, набирая воду в трюм.
Повинуясь команде с флагмана, «Ниитака» и «Акаси» при поддержке трех миноносцев открыли по «Корейцу» ураганный огонь, отгоняя русского от «Такачихо» и давая последнему возможность завести пластырь и выйти из боя.
Уриу посмотрел на мичмана, так нехорошо пошутившего про русских. Младший офицер – почти мальчик, лет двадцати – был абсолютно седой.
Через десять минут после того, как перевязали Руднева и он вновь встал к амбразуре, последовала команда «право руля». Перебитые тяги не слушались, и пришлось перенести управление в румпельное отделение. Из-за орудийной канонады в румпельном не слышно было команд, и курс крейсера все время приходилось исправлять машинами, отчего «Варяг» шел рывками, рыская то влево, то вправо. Желая выйти на время из-под огня для исправления рулевого привода и тушения пожаров – горела мука в провизионном отделении, – командир отдал приказ: «Руль вправо».
Не успели затихнуть звонки машинного телеграфа, как лейтенант Беренс передал из штурманской рубки, что впереди засеребрились буруны, набегающие на каменистую отмель острова Иодольми.
– Стоп машина, полный назад, – тихо сказал Руднев: сказывалась слабость, которая не покидала его с момента контузии в голову.
Крейсер не успел среагировать и с грохотом, ломая в щепки деревянный фальшкиль, пополз килем по камням, разгребая их на две части. Наконец дрогнул, и замер с выступающим из воды килем. В мгновение он превратился в отличную мишень, при этом расстояние до неприятеля уменьшилось до тридцати кабельтовых. Наступил момент истины: «Варяг» не мог прорваться и не мог вернуться.