Да и людей я не узнавала. Чужие лица, чужие дети, чужие машины. Здесь все теперь было чужим.
— Любите вы люди предаваться ненужным воспоминаниям, — Егор будто читает мои мысли, — какой только толк в этом?
— Уже и не скрываешь, что не человек.
— А кто? — смотрит он на меня.
— Пока еще не вижу, — тяжело вздыхаю и поддеваю носком мокасин небольшой камешек, а затем буцаю его и тем самым поднимаю пыль вокруг.
Но через минуту большая ее часть вернулась обратно на место.
Как и я.
Которая тоже вернулась на свое место.
Глава 15. Сейчас
Я кое-как держалась, когда мы преодолевали расстояние от машины к подъезду. Сцепила зубы до скрежета и крепко сжимала кулаки да так, что если бы у меня были длинные ногти, они бы уже до крови пробили кожу ладоней. Но вот у двери я будто со всей дури с разбега влетела в невидимую бетонную стену.
До звезд в глазах, до оглушающего звона в ушах.
Я опускаюсь на корточки и обеими руками хватаюсь за голову.
— Не могу, не могу, не могу, — повторяю, раскачиваясь в такт словам.
Щелк. Три поворота вправо верхнего замка.
Щелк. Один поворот влево нижнего замка.
Я не вижу, я ощущаю, что дверь уже открыта. Потому что даже не смотря на прошедшие полгода, оттуда повеяло маминым вишневым парфюмом. Пусть аромат был едва-едва уловимым, но он был.
И квартира была.
И я была.
Уже в ней.
А ведь я даже не поняла, как там оказалась. Не удивлюсь, если Егор снова меня втащил. И вот теперь, стою посреди прихожей и гипнотизирую взглядом картину на стене. Мы привезли ее из Крыма, два года назад. Ничего особенного, просто море в память о море. Маме она не сильно понравилась, а вот папа ею просто загорелся. Он даже лично каждые выходные вытирал с нее пыль. Мог пройти мимо вазочек и других картин, а вот про нее не забывал. И вот, это единственный предмет, который уцелел. Ведь бойня в тот вечер была адская. Во всей квартире вся мебель в щепки, все милые сердцу вещицы и предметы интерьера в труху.
А сейчас…
Ничего не оставили. Пустота. Только стены и на тех, даже не смотря на уборку, до сих пор были видны впитавшиеся пятна крови. Не было смысла ходить по ней. Квартира хорошо просматривалась и так, потому то межкомнатных дверей там больше не было. Папа вынес их. Собой. Пытаясь выиграть немного времени, становясь на пути у вылезшей из зеркала твари. Если бы мы сразу догадались… Если бы мы только…
— Варя, — оказывается Егор все это время был рядом, — придется сделать полное погружение.
— Куда еще глубже?! — срываюсь на крик. — Я и так на самом дне!
— Недостаточно. — Он начинает ходить вокруг меня, попутно разбрасывая фотографии.
Мне хватило лишь одного взгляда вниз и я понимаю, что мне конец.
Мертвые лица слишком подробно и детально сфотографированы. Мертвые тела утопают в крови, которой было не просто пару лужиц. Все полы тогда превратились в один сплошной кровавый каток. Я хочу… я пытаюсь абстрагироваться, уйти, спрятаться.
Но слишком поздно.
Последний барьер сломлен и цунами боли сносит меня.
Тогда
— Я в порядке, — едва могу сдержать все эмоции и выглядеть относительно спокойнее, чем оно есть. — Правда.
— В этот раз, — строго отвечает мама, отрываясь от чтения журнала, — тебе меня не провести.
— Арррр, — рычу и бью кулаками по постели, отчего срабатывает датчик и начинает противно пищать.
— И его, — мама кивает на монитор, где отображается пульс и прочие параметры, — ты тоже не обманешь. Так что прекращай нервничать, иначе твое пребывание здесь значительно увеличится по срокам.
— Да блин…
— Варвара! — мама впервые повышает на меня голос и я морщусь, но больше не пререкаюсь.
Потому что, как показала практика, когда я слышу свое полное имя — лучше закрыть рот и вообще желательно спрятаться под плинтусом. За свою жизнь в такой ситуации я побывала раз десять. Да, кому-то покажется мало. Но, поверьте, мне и того хватило. Потому что мама в гневе…как бы вам объяснить…этот как превращение маленькой машинки купе в танк, который прет напролом и сжигает напалмом все на своем пути. Зрелище интересное, если оно тебя не касается. А вот быть в эпицентре вряд ли кому-то хочется. Вот только у меня нет выбора, приходится терпеть. Обычно хватало пару дней, чтобы мама пришла в себя и перестала быть огнедышащим драконом.
В этот раз, судя по всему, мама не на шутку разозлилась. Папа забегал уже ненадолго в больницу и, пряча взгляд, неохотно поделился тем, что дома у нас холодная война.
— Мам, прошу, — вздыхаю, — хоть с папой помирись, он сильно переживает.
— Еще сильнее он должен был переживать за тебя.
— Он не причем, честно. Я его даже тогда не предупредила и сама решила провести расследование.
— И в этом он тоже виноват! — мамин голос подрагивает и я понимаю, что она едва может сдержаться от слез. — Сколько раз я его просила не впутывать тебя?
— Мам, но в итоге мы ведь всегда побеждали. — Пытаюсь успокоить ее. — Как в сказках побеждает добро над злом.