Варфоломеевская ночь

Тут только Анжу понял, какую ошибку он совершил, не позвав на помощь аркебузиров, которые проходили мимо, или хотя бы солдат из городской милиции, вооруженных пиками и протазанами. Теперь от его отряда осталась жалкая горстка, которая не решилась преследовать беглецов, поскольку каждый из них был ранен и уже с трудом держался на ногах. Видя это, Месье позвал на помощь нескольких горожан с ружьями и ножами, стоявших поблизости, еще не обремененных награбленным добром. Те, почуяв легкую добычу, вопя во всю глотку, бросились догонять гугенотов. Но те уже свернули на улицу Мальпароль, и когда преследователи достигли перекрестка, куда выходил своим торцом дом адмирала, то в растерянности остановились: куда же теперь идти — на улицу Бетизи, на Монетную или Мальпароль? Разбивать силы не имело смысла, их и так было не слишком много, а гугеноты вполне могли поджидать за углом одного из домов. И поскольку улицы были узки, а опасаться за жизнь приходилось не только гугенотам, но и самим католикам, то они решили пойти туда, где было наиболее людно, а именно на Мальпароль. Но пока они так размышляли и советовались, беглецы успели повернуть на Бурдонне. Убийцы, промчась галопом и никого не встретив, свернули на Лавандьер и, увидев какого-то бегущего человека, бросились в сторону перекрестка с улицей Дешанжер, не забывая оглашать окрестности громкими криками: «Бей еретиков!» и «Смерть гугенотам!»

Друзья тем временем свернули налево и оказались на узенькой извилистой улочке Жан Лантье. Едва они сделали несколько шагов, как прямо перед ними из окна какого-то дома выбросили труп гугенота, который и упал к ногам, обрызгав их кровью. Все трое подняли головы. В окне показалось испуганное лицо какого-то горожанина, за ним другое. Увидев дворян с белыми крестами на шляпах, погромщики закричали:

— Просим прощения, но мы не знали, что вы здесь пройдете; благородные господа редко заглядывают сюда.

— Негодяи! — крикнул Шомберг. — Вам следовало бы обрезать уши за непочтение к истинным католикам, которые только что выдержали бой с гугенотами!

— Но здесь только что совсем никого не было…

— Впредь будь внимательнее и благодари Бога, что у меня нет времени заняться тобой!

И друзья торопливо отправились дальше, перешагнув через убитого двумя выстрелами в грудь гугенота, которому ничем уже не могли помочь.

У самой часовни Орфевр им попалась на глаза целая груда трупов, которые стаскивали сюда со всех близлежащих улиц; среди них были и женщины, многие совершенно нагие. Пройдя чуть дальше, они застали сцену насилия: какой-то католик догнал женщину, повалил ее и стал рвать одежду, крича, что гели она не отдастся добровольно, он перережет ей горло. Она согласилась, но неожиданно подоспели наши друзья. Лесдигьер одним ударом шпаги раскроил череп насильнику, и тот упал на женщину, даже не вскрикнув. Она с трудом выбралась из-под него и, прикрывая тело обрывками одежды, тупо и со страхом уставилась на своих спасителей.

— Бегите отсюда как можно скорее, — сказали они, — а еще лучше — спрячьтесь так, чтобы вас не нашли. В противном случае вас убьют.

Она смотрела, часто моргая, и, как видно, даже не понимала ни того, что происходит, ни того, что ей сказали.

Друзья отправились дальше, и повернули вправо к набережной. Мимо бежали вверх и вниз по улице несчастные, обхватив головы руками и зовя на помощь. Но их безжалостно убивали из пищалей и аркебуз; догоняя, на ходу били ножами и топорами, и их трупы, символизирующие собой миролюбивую политику правления Карла IX и его матери, Екатерины Медичи, громоздились в ужасных, неестественных позах по обеим сторонам улиц. А убийцы отправлялись дальше разыскивать дома, помеченные крестами, обитатели которых подлежали истреблению, а сами жилища — разграблению или сожжению.

Шагая среди обезображенных полунагих мертвых тел, скользя в крови, которой были залиты мостовые, рискуя каждую минуту быть раздавленными очередным трупом, выброшенным убийцами из окна, друзья думали о том, до какого предела дошел религиозный фанатизм у добропорядочных обывателей, если они превратились в мародеров и убийц! Если начали резать гугенотов так, словно те являлись членами семейства ненавистного Калигулы [30]. Если бы они были турками или маврами, которые уже сожгли все парижские дома, а их обитателей в отсутствие хозяев безжалостно истребили.