Варан поднимался все выше. С точки зрения местных жителей, с детства обитающих среди пологих холмов, пост дозорного и в самом деле помещался на немыслимой высоте — каких-нибудь десять человеческих ростов. Деревянная лестница не была похожа на ту каменную, что вела на винтовую площадку, но память мышц вдруг подбросила Варану полустертую картинку: дождь… Мешки с почтой на плече… Отец проверяет спускатель…
Я даже не знаю, живы ли родители, подумал Варан. Я даже не знаю, кто там родился у Лильки и кто у Тоськи. Они считают меня мертвым — это совершенно точно. После стольких-то лет…
Ему вспомнилась Нила на причале, как она уговаривает его не плыть никуда, а остаться на Круглом Клыке. Как она плачет, и дождь размывает слезы у нее на лице… Больше Варан ничего не успел вспомнить, потому за ближайшим холмом на востоке открылась серо-коричневая равнина.
Всматриваясь, Варан поднялся выше.
Безусловно, там были поля. Когда-то были. До сих пор видны очертания — поля всем формам предпочитают почему-то форму прямоугольника. И еще там был лес, крупный и старый. Видны стволы. То, что от них осталось.
Варан прищурился. Жаль, что нет подзорной трубы. Он добыл одну на Осьем Носу, но потом во время шторма утопил. А купить новую так и не смог — на северном побережье они чудовищно дорогие…
Невысокая каменная гряда. Строение — или, скорее, развалины. С виду необитаемые. Больше ни домов, ни хибар, ни признаков человеческого присутствия. Вот только эта мертвая земля…
— Не хочется с ним встречаться, — пробормотал Варан себе под нос.
Огляделся. В солнечном свете лежала сонная степь, поблескивал ручей, темнел отдаленный ельник, который братья собираются «пугнуть огнем». Это еще кто кого пугнет…
Внизу ждал хозяин. Кажется, гость заслужил еще большее его уважение, спустившись с вышки без холодного пота на лбу — и вообще без признаков боязни высоты.
— Маг? — спросил Варан, кивнув на восток. Хозяин долго раздумывал, прежде чем ответить.
— Убийца, — сказал наконец. — В те поля мы ходили когда-то… Тесть мой там жил. Дом сложил каменный, называл «замок». Поля там были, ох, тучные, хорошего нрава, по три урожая в год… Лес, правда, диковатый, но ничего себе лес… покладистый. Тесть овдовел, дочерей замуж выдал. И помер. Мы его похоронили, как водится, на поле… А дом бросили, потому что далеко. И вот с год назад… Мика малой прибегает вечером, говорит — огонек. Я пацану не поверил, сам полез. И точно — огонек. Кто такой, откуда взялся? — хозяин перевел дыхание. — Послал я мужиков своих разведать… Вот вам, в Империи, хорошо. Чуть обида — пишете Императору, тот присылает стражу… У нас не так. Каждый за себя. Я так думаю, — он огляделся, проверяя, не слышит ли кто, — уходить нам все-таки придется. Бросать все и уходить…
— Чего ему от вас надо? — удивился Варан.
— Он убивает, — хозяин печально покачал головой. — И все ближе. Если бы не бабы с нами и не мелюзга… Выманить его… ну и… порешить. Они же, маги, не бессмертные, — судя по голосу, хозяин сам понимал бесперспективность этой затеи.
— Откуда он взялся-то? — снова спросил Варан.
Хозяин пожал плечами:
— Через нас не шел, это точно… Либо с востока приперся, либо… говорят, они летают, маги-то?
— Нет, — сказал Варан.
Хозяин посмотрел на него с подозрением:
— Ты-то откуда знаешь?
К полудню семейство спохватилось о недопеченном хлебе, неубранном поле и прочих брошенных работах. Варан навестил Тюфу на берегу мельничного пруда.
Рыбьи головы исчезли — только несколько чешуек пристали к листьям лопуха и теперь металлически поблескивали на солнце. Тюфа ударила хвостом по примятой траве, и Варан увидел, что скотинка вовсе не так спокойна, как хочет казаться.
— Знаю, — сказал он, опуская руку на жесткую шерсть Тюфиного загривка. — Нашли мы его наконец-то… Не знаю, стоит ли радоваться.
Тюфа снова ударила хвостом, уверяя, что радоваться все же стоит.
На противоположной стороне пруда затрещали камыши. Тюфа устало дернула ухом: в камышах шептались и посмеивались, и кто-то пропищал в ужасе и восхищении: «Харя-то какая!»
Тюфа рыкнула. Камыши сошлись стеной, закрывая тех, кто прятался за ними. Сделалось тихо.
— Ты привязал бы, — сказали у Варана за спиной. — Все-таки дети…
Старшая невестка хозяина выглядывала из-за угла дровяного сарая, бледная и сосредоточенная, готовая при первой же опасности бежать, вопить, поднимать тревогу.
Тюфа закрыла глаза, мешком разлеглась у ног Варана.
— Вы нездешняя, — сказал Варан.
Женщина чуть подалась назад:
— Я десять лет здесь живу…
— А до того жили далеко.
— Да, — подумав, признала женщина. — Двадцать дней пути…
— Ого, — сказал Варан.
Женщина осмелилась выйти из-за сарая и даже сделать по направлению к Варану маленький неуверенный шаг:
— Вам-то зачем огокать… Вы с побережья… Почему вы сказали, что я нездешняя?
— Потому что здешние не станут всерьез бояться путника и любого, что он приведет с собой.
— А, — сказала женщина после коротенькой паузы. — Я не подумала.
— А ваши дети уже знают. И потому не столько боятся, сколько любопытствуют. Ведь это ваше поле? И ваш пруд? И лес тоже ваш?